Возродившиеся из пепла - Энн Малком

Зейн зашевелился, медленно вытягивая снимок из моей руки, и уставился на него так, словно в нем хранились все секреты вселенной. Затем посмотрел на мой живот. Потом мне в глаза.

— Насколько беременна? — задал он странный вопрос.

Я нервно закусила губу.

— Эм, а насколько можно быть беременной?

Я сделала паузу.

— Учитывая твой уровень крутизны, и предполагая, что он относится и к твоим пловцам, я бы сказала: очень беременна. Настолько беременна, насколько только возможно. Беременная по горло, — пошутила я, пытаясь поднять настроение и скрыть тот факт, что в ужасе от его бесстрастного лица.

Зейн полностью развернул меня к себе, удерживая за бедро.

— Какой срок? — уточнил он, не разделяя моего веселья.

— Шесть недель, — сообщила я тихим голосом.

Он долго смотрел на меня, прежде чем снова сказать нечто странное.

— Недостаточно.

Я нахмурилась.

— Недостаточно для чего?

Его рука двинулась к моему лицу.

— Для того, чтобы сказать каждому брату, что моя любимая женщина родит моего ребенка, — яростно сказал он. — Чтобы сообщить всему миру, что я самый счастливый засранец на планете.

И с этими словами он поднял меня из машины. Мои ноги рефлекторно обвились вокруг него, и он сжал мою попку.

— У тебя будет мой ребенок, — пробормотал он мне в губы, заходя в дом.

Я улыбнулась, и в животе разлилось тепло.

— У меня будет твой ребенок, — подтвердила я.

— Солнце, — бормотал он между поцелуями. — Ты только что подарила мне вечное солнце, дикая кошечка.

Эпилог

Лекси

Семь месяцев спустя

— «Rolling Stone». Ты, нахрен, ШУТИШЬ что ли? — крикнул Сэм в трубку.

Он кружил по гостиничному номеру. Нет, можно смело сказать, что он метался по нему. Ной, развалившись на диване, хрустел Cheetos. Уайатт делал приседания. Лекси свернулась калачиком в кресле и записывала в свой блокнот их последнюю песню. Она была о разбитом сердце. Как шокирующе. Учитывая, что большинство написанных ею песен были наполнены болью и страданиями, не идущими ни в какое сравнение с теми чувствами, что испытывало ее сердце, это была лишь малая часть. И эта часть рождала хорошую музыку. На самом деле, лучшую. Достаточно хорошую, чтобы привлечь к себе внимание. Они были на пути к славе. Почти закончили записывать альбом. Вышедший сингл за первую неделю попал в гребаный Тор-10. Они зарабатывали деньги. Не мало, а много. У них были фанаты. Тоже не мало. Много. У парней были девочки. Поклонницы, как их могли бы назвать. Несметное количество. У Лекси имелась своя доля парней, пытавшихся подкатить к ней всякий раз, когда они тусовались на вечеринках. Она их почти не замечала. Да и как она могла? Они не знали ее. Не хотели ее знать. Только один человек знал глубины ее души, владел ее душой. Этот же человек вырвал ее сердце и растоптал его мотоциклетными ботинками. Оно было искромсано в лохмотья, билось только благодаря музыке, и она боялась, что его никогда не удастся исцелить настолько, чтобы отдать кому-то другому.

— Лекс, ты слышала? — Сэм потряс ее за плечи. — Обложка гребаного «Rolling Stone»! Что я вам говорил, ублюдки? — обратился он к комнате.

Кто-то из парней рассмеялся, кто-то ухмыльнулся. Лекси подыгрывала им, даже сделала глоток появившегося из ниоткуда шампанского. Ей было всего восемнадцать, поэтому алкоголь был под запретом, но она обнаружила, что участие в умеренно успешной группе, делало такие вещи, как употребление алкоголя только при достижении соответствующего возраста, незначительными.

Когда у нее зазвонил телефон, она изо всех сил старалась казаться веселой, а не переполненной болью, как обычно. Кроме тех случаев, когда выступала на сцене. Вот тогда она давала волю чувствам. Вкладывала всю боль и страдание в музыку. Такова ее версия терапии. «Беспокойные умы» — название, с которым группа окончательно определилась два года назад, — двигалась по пути успеха.