Молоток и гвозди - Андрия Лардж

Он делает глубокий вдох и закрывает глаза.

— Ничего, забудь, что я сказал. Что там насчет моего дома? — спрашивает он спокойно.

— О, нет. Тебе есть что сказать? Скажи мне это в лицо, — я огрызаюсь.

Он прищуривает глаза, и я вижу, как в них кипит ярость.

— Ты ведешь себя, как мужик, ругаешься как сапожник, и ты — самая несносная женщина, которую я когда-либо встречал!

— А теперь скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле, — я бормочу, замирая.

Он поднимает руки.

— Видишь, вот о чем я говорю!

— Переживешь, — я раздражаюсь.

— Просто скажи мне, что тебе нужно сказать, и я пойду, — бухтит он.

— Я нанимаю электрика, нужно обновить проводку.

— Ладно, прекрасно, хорошо. Увидимся, — он бормочет, прежде чем побежать по улице.

Я смотрю на его спину, пока он бежит. У него хорошая спина. И хорошая задница. Жаль, что она потрачена на такого засранца.

Глава 4

Нолан

Я паркуюсь перед своим домом. Смотрю на окна, где будет мой кабинет, и там горит свет. Какого хера? Никто не должен быть здесь в десять часов вечера. Я оглядываюсь по сторонам и вижу грузовик Харли, припаркованный возле мусорных баков. Черт, причина, почему я приехал так поздно — чтобы не встретить ее. Итак, остаться или уехать? Уже неделю я здесь не появляюсь и умираю, как хочу увидеть, как все продвигается. К черту все, пойду.

Выхожу из машины и иду к парадной двери, спокойно открываю дверь и вхожу. Я слышу Харли, она что-то кряхтит и пыхтит. Что она делает? Подхожу к дверному проему, ведущему в кабинет и чуть ли не получаю сердечный приступ. На высокой лестнице в центре комнаты Харли. Она держит лист гипсокартона над головой в одной руке, в то время другой рукой пытается закрепить его на место. Она сошла с ума? Она не может делать что-то подобное сама!

— Иисус Христос, Харли! — я срываюсь к лестнице.

Быстро поднимаюсь к ней и придерживаю лист позади нее, пока она тянется к потолку. Харли выпаливает «спасибо» и продолжает прикреплять лист к профилю. После сделанного мы спускаемся с лестницы. Я наблюдаю за Харли, когда она идет к другим листам гипсокартона, уложенным возле стены. Вытаскивает свою рулетку и протягивает во всех направлениях, делая пометки карандашом. Она полностью игнорирует тот факт, что я стою здесь, или что просто помог ей.

— Что ты делаешь здесь так поздно? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Работаю, — говорит она, не отводя взгляд от того, что делает.

Я подхожу к ней. Меня смущает ее поведение. Она очень подавлена сейчас, и это пугает меня. Я нежно беру ее за руку и поворачиваю к себе. Она вздыхает, потупив глаза в пол.

— Ты могла получить тяжелые травмы, и рядом бы никого не было, чтобы помочь. О чем ты думала? — спрашиваю я мягко.

— Я пытаюсь не думать, вот в чем суть. Работа помогает мне не думать, — бормочет она.

— Почему ты не хочешь думать? — я хмурюсь.

— Потому что сегодня плохой день, и я не хочу думать об этом, хорошо? И говорить об этом тоже не хочу, — фыркает она, поднимая свои изумрудно-зеленые глаза.

Проклятье, не думаю, что когда-либо видел ее настолько расстроенной.

Она вырывает руку из моей хватки и возвращается к гипсокартону.

— Послушай, ты не можешь делать это сама…

— Тогда помоги мне.

После секундного размышления я соглашаюсь.

Она только поднимает брови, не говоря ни слова. Я снимаю свою рубашку, чтобы не испортить ее, и остаюсь в черной футболке и джинсах. В течение следующего часа-полутора мы работаем в комфортной тишине. Харли дает мне указания. Как только потолок закончен, Харли начинает убирать свои инструменты. Я помогаю ей в полном смятении. Никогда не думал, что она способна так долго молчать. Я так больше не могу. Это неестественно. Настолько она меня раздражает, это просто неправильно.

— Так почему сегодня такой плохой день? — тихо спрашиваю я.