Его трудное счастье - Таша Таирова

Люда молча кивнула, будто Дима мог её видеть, выключила телефон и опустилась на стул. Затем вскочила, заметалась по квартире в поисках одежды для Катюши, натянула на дочь комбинезон, схватила свою куртку и вылетела на лестничную площадку. Благо до школы было недалеко, она пробежала эти два квартала с дочерью на руках, совершенно не ощущая её веса. Дети бегали по школьному двору, кричали, смеялись, бросались начавшими опадать листьями, а в голове у Люды билась только одна мысль — «заложники… заложники… заложники». Брат Димы Виктор уехал на Кавказ несколько лет назад — ему предложили работу на асфальтовом заводе в небольшом городке. Они часто звонили, рассказывали о новом месте, о работе, о маленьком Сашке, который тоже орал в трубку, как ему тут весело живётся, сколько у него новых друзей, как дружно они живут — и осетины, и русские, и армяне. Три года назад Саша пошёл в школу и захлёбываясь эмоциями рассказывал, как здорово у них в школе, какой у них спортзал, какие светлые кабинеты. В этом году он пошёл уже в четвёртый класс. И вдруг — «заложники»…

— Мама! Мама! — Миша бежал к ней, раскинув руки и подпрыгивая. А Люда смотрела на него и не могла сказать ни слова, потому что ей вдруг показалось, что сын бежит в полной тишине, а где-то тут рядом в кустах, на деревьях, на крышах сидят снайперы, которые в любой момент могут убить! Убить! Убить её сына. Она поймала Мишу в объятия, лихорадочно ощупывая его худенькое тельце, заглядывая в глаза, поминутно целуя красные щёчки и ладошки, испачканные шариковой ручкой. — Мам, ты чего? Ты за мной, ма? Но у нас ещё уроки, мам.

— Ничего, я вашей учительнице скажу, что мы пойдём домой, хорошо? Я вам ваши оладушки любимые поджарю. С мёдом, хочешь? Пойдём, надо портфель забрать.

Они быстро вошли в класс, учительница вопросительно глянула на маму с сыном, но тут же согласно кивнула, когда Люда прошептала ей страшную новость. Они добрались домой, Люда закрыла дверь и только тогда опустилась на пол у двери и тихо заплакала, стараясь не напугать детей.

Вечером Алексей вернулся в столицу и сразу заехал к Воеводиным. К тому времени уже все телевизионные и радиовещательные каналы были заполнены страшными новостями и слухами.

Вегержинов посмотрел на хмурого Диму и тихо прошептал:

— Ты это имел в виду, когда говорил, что они детьми прикрываться будут?

Воеводин прикрыл глаза и отрицательно покачал головой:

— Нет, Алёшка, я до такого бы не додумался, даже предположить не мог. Это же… этому нет оправдания, понимаешь? Это кем надо быть, чтобы матерей и детей расстреливать? Их же тоже мать родила! Женщина! Это выше моего понимания. Где честь? Достоинство? Всё умерло, это даже не враги, это… даже названия подобрать не могу. А ты представляешь, что будет с этими малышами потом? Они всю жизнь это помнить будут! Это не взрослые мужики, хотя и среди военных тоже масса больных со стрессовыми расстройствами, а тут детишки…

Он обнял Катюшу, которая прижалась к отцу и что-то бормотала. Миша сидел рядом с Людой, водя пальцем по написанным им в тетради палочкам, точкам и завитушкам. Он что-то увлечённо шептал маме, а она молча гладила его по голове и поминутно целовала.

— Люда как с ума сошла. Ни в какую не разрешает Мишутке завтра в школу идти.

— Хочешь, возьми парней из охраны, пусть она увидит, что ребёнок под присмотром.

Дмитрий медленно повернул голову к Алексею и тихо выдохнул:

— Алёшка, ты гений!