Тремор - Каролина Эванс

Поднявшись по лестнице, Таня с изумлением увидела перед собой просторный зал с панорамными окнами. Лунный свет выделил на одной из стен зеркала, а у другой стеллажи со свечами, набором для чая и эзотерическими предметами. Он указал ей на ковер с восточными орнаментами и зажег свечи. Чашка молочного улуна быстро согрела ей руки.

— Я не знаю, как жить без него.

Калеб с удивлением взглянул на нее.

— Вы знакомы всего три месяца…

— Да, знаю, Калеб. Все говорят об этом. О том, что человек лишь со временем может стать для тебя кем-то важным. Что для этого нужно пройти какие-то там этапы, разбиться, остыть, сойтись вновь, а у меня все не так. Мне понадобилось лишь пару поцелуев для любви. А может и одного взгляда.

Сказав это, Таня опустила голову. Блики свечей подсветили в глазах надежду.

— Я понимаю тебя.

— Правда?

Калеб кивнул. Возможно, ей показалось, но в обычно темных, непроницаемых глазах промелькнуло какое-то чувство.

— Я видел много людских страданий. То, как люди навсегда прощаются с самым ценным, что у них есть и до конца жизни не могут вернуть прежней способности чувствовать. Как надежда медленно угасает в их глазах, как попытки обрести себя приводят лишь к большей пропасти. Скажу тебе честно, Таня.

Она с опасением подняла взгляд на него.

— Я знаю много ответов, но, как жить после разлуки, среди них нет. Кроме времени и новой любви, кажется, больше ничего не лечит.

— Но, — неуверенно произнесла Таня.

— Ты ведь знаешь столько эзотерических практик. Столько рассказывал мне про Хроники Акаши, гипноз, да…

Она закрыла лицо руками, пытаясь сформулировать поток своих мыслей.

— … Неужели ничего из этого не может помочь вернуть себя прежнего, целостного?

Калеб виновато покачал головой.

— И о чем ты говоришь? Где ты видел страдания других людей?

— На кладбище.

Его взгляд вновь обратился к пламени.

— Какое-то время я работал в некрополе. Помогал в уходе за надгробиями, парком, в общем… много чего. Я наблюдал за похоронными церемониями, за людьми, что присутствовали на них. Те, кому было действительно тяжело, первое время часто приходили к могиле. Но месяцы шли, и их глаза смотрели на мир все яснее. Таких людей большинство. Но есть и другие. Один пожилой сторож рассказывал мне о них, да и я видел нечто подобное. Бывает, человек очень старается быть счастливым. Он строит карьеру, приобретает капитал и очень даже неплохую жизнь. Но проходит пять, десять, даже двадцать лет, а человек все равно возвращается к надгробью с прежней болью. Взгляд все такой же мертвый. Ты спросишь, откуда мы это знаем, просто работая на кладбище, но там ты начинаешь видеть людей иначе. Появляется особая связь с внутренним миром каждого, кто окружает тебя.

Таня обреченно покачала головой.

— Я не хочу быть таким человеком. Правда.

Калеб с пониманием взглянул на нее.

— Думаю, это не выбирают. Но я желаю тебе научиться ни от кого не зависеть. Особенно от Кирилла.

Она закрыла глаза. Перед ней пронеслось то радостное фото в самолете. «Как он мог?» — произносил кто-то вновь и вновь в ее сознании. Если тот его взгляд, те слова, неистово бьющийся пульс под кожей — просто миг юности, что останется в прошлом, то, что настоящего тогда вообще может быть в этом мире?

— Но как это возможно? Неужели тебе не одиноко без людей? — наконец спросила Таня, мотнув головой в сторону.

Он добродушно усмехнулся, долив ей молочного улуна в чашку. Чайничек почти полностью скрылся в его широких ладонях.

— Невозможно быть одиноким, если ты в гармонии собой. Иногда нужда в людях — просто желание не слышать свою душу.

Ее пальцы застучали по керамике.

— Я избирателен в общении. Внутри меня нет пустоты, чтобы заполнять ее бессмысленными разговорами.

— Но разве говорить о том, что тебя волнует, делиться своими чувствами бессмысленно?