Кэннон - Сабрина Пейдж

— О, но ты получишь? — спрашиваю я. Его руки на мне, моё дыхание становится прерывистым, мои эмоции сбивают с толку и переполняют. Я хочу его, но не могу простить. Я хочу, чтобы он ушёл, и хочу, чтобы он остался. — А если у тебя меня не будет, ты просто притворишься, что была, верно?

Хендрикс хмурится и отступает назад, но его руки всё ещё на моих:

— Что, черт возьми, это должно означать?

— Ничего, — отвечаю я. — Забудь, что я это сказала.

Внезапно мне ничего так не хочется, как убраться отсюда, но Хендрикс не двигается с места.

— К черту забывание, — говорит он. — Говори то, что должна сказать.

— Я слышала тебя той ночью, — я выпаливаю это, чувствуя себя дрожащей и уязвимой.

— Слышала что? — Хендрикс выглядит растерянным, по его лбу стекают капли дождя. Я понимаю, насколько глупа, стоя снаружи под проливным дождём, промокшая с головы до ног, босая и забрызганная грязью. Ещё глупее, потому что я зациклилась на том, что произошло пять лет назад. — Чёрт возьми, Эдди, скажи это.

— Я слышала, как ты говорил обо мне, — отвечаю я. — Той ночью. Твоя выпускная вечеринка.

— И что? — спрашивает Хендрикс. — Я уверен, ты слышала, как я всё время говорил о тебе. Я не понимаю этого.

— Я слышала, как ты сказал своим друзьям, что трахнул меня.

На его лице появляется выражение осознания, и он отпускает мои руки:

— Ох.

— Да. Ох, — я скрещиваю руки на груди и вытираю воду со лба, что приносит мне огромную пользу. Я вижу чёрные подтеки на своей руке и понимаю, что тушь, должно быть, растеклась по щекам. Наверное, я выгляжу как клоун.

— И ты злилась из-за этого пять лет? — теперь Хендрикс улыбается мне.

— Прекрати насмехаться над этим, придурок.

Волна раздражения проходит сквозь меня. Я могла бы дать ему пощёчину прямо сейчас за то, что он такой самодовольный и несносный, но вместо этого я делаю шаг вперёд и толкаю его так сильно, как только могу. Он хватает меня за запястья, и я сопротивляюсь.

— Отпусти меня, ты… придурок.

— Опять придурок, да? — спрашивает он. — Ты становишься такой непристойной, когда злишься.

— Я говорю тебе, что знаю, что ты был полным мудаком, а ты смеёшься надо мной, — сердито говорю я. — Ни черта в тебе не изменилось, Хендрикс.

— Нет, — произносит он, пристально глядя на меня. — Ни черта не изменилось.

— Отпусти меня.

— Нет.

— Пошёл ты.

— Я сказал, что трахнул тебя, Эдди.

— Я знаю, что ты это сделал, — говорю я. — Я только что сказал тебе, что слышала, как ты это сказал.

— Но ты же знала меня, — произносит Хендрикс. — Ты знала меня больше, чем кто-либо другой во всем чёртовом мире, но тебе не пришло в голову, может быть, спросить, зачем я рассказал это своим друзьям? Ты не думала, что у меня, возможно, была причина?

— То, что ты сказал, было грубо.

— Так и должно было быть, — говорит он. — Старшеклассники — придурки и один из них хотел трахнуть тебя.

— Значит, тебе пришлось сообщить им, что ты пометил меня как свою?

Хендрикс притягивает меня к себе, его рука скользит по моей пояснице, и его твёрдость вдавливается в меня, посылая волну жара по моему телу.

— Ты моя, Эдди. Это факт. Но когда я отмечу тебя как свою, ты, черт возьми, поймёшь это.

— Ты хочешь меня, чтобы иметь право хвастаться, — говорю я, но тоже не отодвигаюсь.

— У любого мужчины, который не хотел бы хвастаться тем, что он с тобой, не всё в порядке с головой, — произносит он. — Но я не собираюсь никому ничего говорить.

Хендрикс убирает влажную прядь волос с моего лба. Его рука следует за завитком, когда он заправляет его мне за ухо, а затем, словно не в силах контролировать себя, он хватает меня за волосы точно так же, как делал это в коридоре, и запрокидывает мою голову назад. Затем он прижимается своими губами к моим.