Шалунья - Софи Ларк

— Куда мы идем?

Рамзес берет мою руку и укладывает ее в изгиб своей руки в жесте, который должен быть рыцарским, но вместо этого кажется пленением.

— Мы идем на наше первое свидание.

3

РАМЗЕС

— Ты сам ездишь? — спрашивает Блейк, когда видит, как Lincoln подъезжает к обочине.

— В основном.

Всегда.

Я держу дверь открытой, чтобы посмотреть, как она забирается внутрь, а еще потому, что захлопывать ее нужно довольно сильно.

Когда я сажусь за руль, она осматривает салон: циферблаты, рычаг переключения передач, сиденья цвета волчьей крови. Точно так же она осматривает салон, когда едет на Больмондские скачки. Что она ищет?

Я уже знаю ответ, потому что это то же самое, что я ищу, когда вхожу в комнату: она собирает информацию.

— Каков твой вердикт?

Ее глаза быстро перебегают на меня, словно она знает, что попалась. Не извинившись, она улыбается и говорит: — Ты действительно хочешь знать?

— Ударь меня, я выдержу.

Она следит за моими руками, пока я завожу машину, переключаю передачи и выезжаю на дорогу. — Я начинаю думать, что тебе это нравится.

Я бросаю на нее строгий взгляд.

— Даже не думай об этом. Ты не будешь ходить по мне в остроносых туфлях, как Лукас Ларсен, — ты так просто не отделаешься.

Слегка приподнятая бровь — это все, что я получаю. Ее реакции очень тонкие, и мне приходится внимательно следить за ними.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Все в порядке, он сам мне сказал. Ну, он сказал Бриггсу, и это одно и то же.

От ее смеха мне хочется делать очень плохие вещи.

— А в другую сторону информация поступает? Ты расскажешь Бриггсу все мои секреты?

Нет, но он рассказал мне твои.

— Не меняй тему.

Она поворачивает голову так, что вместо ее профиля я вижу ее прямо. То, как она использует зрительный контакт, сводит с ума — она смотрит на меня не так часто, как мне хотелось бы.

— Я бы никогда не стала обсуждать то, чем я занимаюсь, с другими клиентами.

Нет, я не обсуждаю. Она говорит "я бы НИКОГДА", как будто это вопрос глубочайшей чести.

Она как тигрица набрасывается на меня каждый раз, когда я подхожу к ее границам.

Я еще не целовал ее и думаю, как долго мне ждать.

— Без проблем. — Я кладу руку на спинку сиденья. Когда я переключаюсь с одной полосы на другую, я оставляю ее там. Ее волосы свисают через одно плечо. Кончиками пальцев я касаюсь ее оголенного затылка. — У нас есть вещи получше, о которых стоит поговорить.

— Например, о тебе, — говорит она.

— Именно так. — Я улыбаюсь.

Она окидывает машину еще одним взглядом. Этот взгляд театральный, чтобы заставить меня вспотеть. Она прикасается к крошечному медальону Святого Христофора на зеркале заднего вида. Ощущение такое, будто она прижала палец к моей грудной косточке, где он раньше находился.

— Думаю, простой ответ — ты не хочешь, чтобы люди думали, что ты стал очередным богатым придурком. Старинная машина не так бросается в глаза, как McLaren.

— Но ты никогда не пойдешь на простой ответ.

— Не в этот раз. — Она положила руку на пятидесятилетнюю приборную панель. — Это может быть сентиментально — старая машина твоего дедушки… — Она печально качает головой. — Но я боюсь, что все гораздо хуже.

— Поставьте мне диагноз, доктор.

Мягко, мягко, словно пальцы, поглаживающие мой позвоночник, она бормочет: — Все дело в контроле. Никто не может управлять этой машиной, кроме тебя.

Я не знаю, права ли она, но эта мысль возбуждает меня. Я переключаю древние передачи, которые отвечают только на мои прикосновения, а затем упираюсь всей тяжестью руки в основание ее шеи.

— Мне нравится быть главным.

— В зале заседаний и в спальне?

— Особенно в спальне.