Шалунья - Софи Ларк

Богатый знает, что это также просто кучка единиц и нулей, летающих в воздухе, которые может схватить любой желающий.

Я прислушиваюсь к звону лифта, к тому, что Рамзес возвращается домой. Как долго он собирается заставлять меня ждать?

Я на цыпочках выхожу из его кабинета, останавливаясь на стыке между жилыми помещениями и коридором. Осмелюсь ли я войти в его спальню?

Не успев принять решение, я замечаю на столике в прихожей пакет поменьше. Он плоский, как шкатулка для драгоценностей, под лентой спрятан конверт.

В предвкушении поиска сокровищ я вытаскиваю вторую записку Рамзеса.

Надень это и представься мне в логове.

Я бросаю взгляд на дверной проем, испугавшись, что Рамзес все-таки может быть здесь.

Но его нет. Я знаю, что такое пустой дом.

Я потянула за ленту. Шелк проходит сквозь мои пальцы, прохладный, как вода. Это то, чему ты учишься в первую очередь — деньги делают все приятным.

Внутри коробки — ошейник из жемчуга, три многослойные нити, богатые и гладкие, как крем. Я надеваю его на шею и застегиваю застежку. Плоская золотая бирка мерцает у меня на груди:

Шалунья

По моей шее пробегает румянец. У меня никогда раньше не было прозвища. Я бы сказала, что не хочу его иметь.

Улыбка удивляет меня в зеркале.

Шалунья мне идет.

Этот наряд подходит мне еще больше. В нем так чертовски удобно, что хочется в нем жить, но мне не хочется лежать. Я хочу пошалить.

Рамзес — шоумен, он выкладывается по полной.

Я тоже хочу выкладываться по полной.

Но чего-то не хватает…

Я бегу обратно к брошенной сумочке, достаю подводку и делаю несколько улучшений. Когда я заканчиваю, у меня получаются кошачьи глаза, которым позавидовала бы Мишель Пфайффер.

Идеально.

Я не могу перестать трогать себя в этом костюме.

У меня полный шкаф нижнего белья, но я никогда раньше не одевалась как животное.

Может, я должна чувствовать себя униженной Рамзесом? Может, я бы так и сделала, если бы он оставил мне костюм щенка.

Кошки — это другое.

Кошки сексуальны. Кошки — сильные.

Я спускаюсь по трем ступенькам в затопленную берлогу, покачивая бедрами взад-вперед, переступая ногами с одной на другую. Я на цыпочках пробираюсь сквозь последние лучи солнца, и комната заливается насыщенным красным светом.

Рамзеса там нет. На его месте стоит камера, установленная на штативе, и уже ведет запись. Я встречаюсь с ее пустым черным глазом, уверенная, что где-то Рамзес наблюдает за происходящим.

Я прохожу мимо его взгляда, поворачиваюсь и снова иду назад. Иногда я смотрю на Рамзеса. Иногда полностью игнорирую его.

Я опускаюсь на диван, откидываю голову назад и задираю ноги вверх. Диван Рамзеса длиной в целый акр, а подушки такие мягкие, что я проваливаюсь в них полностью.

Я вытягиваю пальцы ног, сгибаю, снова вытягиваю. Потом переворачиваюсь на живот и сажусь на пятки, вытягивая спину.

Такое валяние выглядит нелепо и глупо, но я не могу поверить, как сильно оно меня заводит. Комната залита солнцем, мое тело тяжелое и теплое. Наедине с облаками легко отпустить свои запреты.

Глазок камеры горит на моей коже, его красный свет пульсирует, как сердцебиение.

Я одна, но не одинока. Рамзес видит меня, но я не вижу его.

Я переворачиваюсь на спину, позволяя ногам раздвинуться.

Моя кожа просвечивает сквозь прозрачный костюм, соски устремлены в потолок. Я провожу ладонями по шелковистым изгибам…

Адреналин бьет по венам, как будто Рамзес рядом со мной, но разум говорит мне, что я так же свободна, как в своей спальне дома, свободна скользить руками по талии, проводить ладонью по киске, впитывая тепло, излучаемое костюмом…

Я представляю, что это тяжелая рука Рамзеса сжимает мою пизду. Представляю, как его толстые пальцы нащупывают узелок моего клитора, скользят туда-сюда, дразнят, давят…