Шалунья - Софи Ларк

Остались только глаза Рамзеса, которые смотрят в мои, наблюдают, как я покидаю этот мир, а потом снова затягивают меня обратно.

Его улыбка расплывается, злая и довольная.

— Хорошая девочка. Теперь я доволен.

Облегчение проникает в меня.

Я сделала вдох…

и разрыдалась.

Я так потрясена собой, что закрываю лицо руками, пытаясь спрятаться, как ребенок.

Я не плачу. Никогда.

Особенно в присутствии других людей.

Особенно перед ним.

Рамзес застывает, но ловит меня руками и укладывает к себе на грудь. Он обхватывает мой затылок, как будто он хрупкий. Его руки обхватывают меня со всех сторон.

Я утыкаюсь лицом в его грудь, мне так чертовски стыдно, что я плачу еще сильнее. Я контролирую это не больше, чем то, что было раньше. Рыдания сотрясают меня так же, как и удовольствие, — жидкие и свободные.

Я сворачиваюсь калачиком в пещере его рук, радуясь, что теперь чувствую себя маленькой и сжавшейся, потому что так легче спрятаться.

Рамзес кладет ладонь на середину моей спины. Он проводит длинными, медленными движениями по моему позвоночнику.

— Шшш, — бормочет он мне на ухо. — Ты так хорошо справилась, я так горжусь тобой.

6

РАМЗЕС

Я отвез Блейк домой, чего не планировал делать. У меня есть шофер. Такая схема была бы идеальной возможностью для Тони наконец-то выполнить свою работу. Но Блейк отказалась от поездки, вероятно, из чистого упрямства, и теперь я хочу отвезти ее домой сам.

Она тихо сидит на пассажирском сиденье.

Хотел бы я, чтобы был способ сказать ей, чтобы она не смущалась.

Я понимаю. Меньше всего на свете мне хотелось бы плакать на глазах у кого-то еще. Полагаю, она чувствует то же самое.

Но этот момент был просто невероятным.

Чувство власти, которое я испытывал, когда ее тело находилось под моим контролем, ее глаза были устремлены на меня… а затем полное освобождение. Я словно покорил Эверест и спрыгнул с вершины.

Не нужно быть менталистом, чтобы понять, что самоконтроль Блейк — это ее броня. Именно так она вошла в зал Belmont Stakes и работала там, как воин, уверенно играя роль, которую она играла сотни раз.

Сегодня вечером я поставил ее в новую роль.

Та, которую она не контролирует.

Зато контролирую я.

Я все еще так чертовски возбужден, что едва могу усидеть на месте. Я словно чувствую ее на кончиках пальцев, она тает, растворяется под моими руками.

Я опускаю окно, чтобы впустить в машину свежий воздух.

Блейк делает то же самое, прислоняется головой к подоконнику, закрывает глаза и глубоко дышит.

Я думаю о ее весе в моих руках, тяжелых и теплых. Как она расслабилась, когда я погладил ее по спине. О ее влажном лице, промокшем сквозь мою рубашку.

— Прости, — говорит Блейк.

— Не извиняйся. Я получил именно то, что хотел.

Она поворачивается и смотрит на меня, забавляясь, хотя ее глаза все еще красные.

— Ты собираешься притвориться, что именно так хотел закончить свою ночь? Чтобы кто-то рыдал над тобой?

— Не кто-то, — говорю я. — Ты.

Цвет просачивается на ее лицо. Она пожевала краешек губы и слегка нахмурилась.

— Тебе нравится ставить меня в неудобное положение.

Я улыбаюсь. — Раньше ты не выглядела такой уж неловкой.

Ее румянец становится еще глубже.

— Ты делал это раньше? Это твоя изюминка?

Я качаю головой, плавно останавливаясь на красный свет. — Я никогда даже не думал попробовать.

— Тогда почему ты выбрал именно это?

Я наклоняюсь через сиденье скамейки и заправляю прядь волос ей за ухо, позволяя пальцам скользить по спрятанной кошке.

— Твоя татуировка. Я подумал, что она тебе идет.

Она слегка вздрагивает, удерживая мой взгляд. Теперь она смотрит на меня дольше.

Людей можно дрессировать, как и животных. Наказание и награда управляют всеми нами.