Шалунья - Софи Ларк

Я тихо смеюсь. Я такая же, как Лукас. Может, мы все такие.

— Это ты пытаешься назначить наше следующее свидание?

Я слышу его улыбку. — Ты свободна завтра вечером?

— Возможно.

Когда я заканчиваю разговор, Лукас поднимает свое мокрое, грязное лицо. С нетерпением он спрашивает: — Это был Рамзес?

Господи, уже и слухи пошли.

— Возвращайся к работе, — говорю я, опуская его голову.

Мой сеанс с Лукасом длится два часа.

Когда я заканчиваю, он дрожит, весь в поту. Перед уходом я набираю для него ванну и кладу свежее пушистое полотенце.

Я меняю обувь в лифте. Шпильки возвращаются в сумку, и остаток пути до дома я могу пройти в кроссовках.

Уже почти полночь.

Я измотана.

Быть доминантом — это чертовски много работы. Мне приходится планировать эти сессии заранее, собирать инструменты, тратить полтора часа на прическу, макияж, ногти и гардероб.

Двухчасовой сеанс — это сценическое представление для аудитории из одного человека, которого нужно хлестать, дразнить, дразнить, дразнить и дразнить через нарастающую череду острых ощущений, ведущих к финальной кульминации.

БДСМ — это искусство.

Вот почему Рамзес произвел на меня такое впечатление.

Он создал опыт. А в конце он заставил меня реветь, как гребаного младенца. Это было мощно.

Не менее мощно, потому что я знаю, что он делает. На самом деле, это впечатляет меня еще больше — ведь гораздо сложнее обмануть своего коллегу-фокусника.

Я смеюсь, вспоминая, что он шептал мне, когда я лежала у него на коленях:

Даже когда я вижу, как ты манипулируешь мной, я хочу, чтобы ты это сделал…

Я могу сказать ему то же самое.

Больше всего в Рамзесе мне нравится то, что нас объединяет.

Я бы чертовски хотела просмотреть его список наблюдения, узнать, какие компании он отслеживает, и попросить его номера.

В моей голове промелькнула фантазия, в которой я могу спросить Рамзеса о чем угодно, и он должен рассказать мне все, все свои стратегии и секреты. За один день я могу узнать все, что меня когда-либо интересовало о Рамзесе Хауэлле и "Обелиске".8

Мысль о том, чтобы сидеть в его кабинете и вести такой интимный, откровенный разговор, настолько странно и неожиданно эротична, что мое лицо становится горячим, и я понимаю, что свернула не туда.

Я иду по обшарпанному району, краска облупилась со зданий, как кора с эвкалипта, мусор переполняет урны. Но он все равно приятнее многих мест, где я жила.

Пара работниц секс-индустрии пьют кофе у винного погреба. Одна из них моложе меня и блондинка, другая одета в голубую меховую шубу и сетки, под которыми больше ничего нет. У нее красивая кривая улыбка, и она смешит свою подругу. Они допивают остатки кофе, а затем, покачиваясь на высоченных каблуках, возвращаются на улицу.

Секс-работа есть секс-работа. Но частные клиенты — это не то же самое, что работа на углу, так же как вырасти бедным на Кони-Айленде — это не то же самое, что вырасти бедным в Мумбаи. Даже у эскортниц есть привилегии, я думаю.

У меня был дерьмовый опыт, особенно когда я начинала. Наверняка у этих девушек бывало и похуже. Мне везет и не везет. Успешная и с хреном в голове.

Я прохожу мимо девушек, гадая, чувствуют ли они какую-то связь со мной. Могут ли они сказать, что все мы сегодня делаем одно и то же? Или я выгляжу как очередная богатая сучка в пальто за $1600?

Однажды я прочитала книгу под названием "Сутенер", написанную настоящим сутенером.

Он говорил, что может работать со своими девушками только до тех пор, пока они не сойдут с ума. Он называл это "пробег на шлюхе".

Когда я поворачиваю за угол, я думаю: на мне много миль.

Я чувствую это. То, что раньше было легко, теперь не так просто.

Боже, я странная на этой неделе.

Это Рамзес виноват.

Не могу поверить, что я плакала перед ним.