Бунтарка - Линетт Тиган

Интересно, теперь он понял, что оскорблять меня — равно вредить самому себе?

— Госпожа Авдеева, я понимаю, что вы ждете юриста, но поверьте мне, в такой ситуации — он бессилен. Вы не подозреваемая, а обвиняемая. Вы понимаете меня? Чем быстрее вы заговорите, тем быстрее закончим.

Обвиняемая… Да. Всем нравится меня в чём-то обвинять, хотя я и не отрицаю, что поступила импульсивно.

Когда пришёл Стас я засомневалась, особенно сильно меня сбивал Тимофей, заговоривший о последствиях. Ковалёву хватило пары фраз, чтобы я не отрекалась от своей безумной идеи и довела дело до конца. Собственноручно — это было принципиально.

Почти не помню, как это случилось. Всё произошло под непробиваемым эффектом адреналина, когда я схватила канистру с бензином и зажигалку, отправившись к одиноко стоящему байку Бессонова. Горел он яростным пламенем, а через время громко, и, во благо без последствия, немного взорвался… Прям как я.

Красивое зрелище, принесшее мне удовлетворение и извращённое спокойствие.

— Вы понимаете, что умышленно уничтожили чужое имущество? За такое нарушение дают от двух лет лишение свободы, — распинается полицейский и тяжело вздыхает, когда я без каких-либо эмоций отпиваю кофе и беру из вазочки печенье. — Пострадавший указал, что вы намеренно это сделали после стычки с его подругой. У меня также есть заявление о том, как вы устроили драку.

— Девушкой, — хмыкаю я, решив всё-таки поправить мужчину.

Полицейский аж выпрямился, услышав от меня первые слова за всё время его монолога.

— Что, простите? — уточняет.

— Не с его подругой, а с его девушкой, — спокойно разъясняю я. — Я тоже хочу написать заявление на эту девушку, можно? — поддаюсь вперед, пытливо уставившись на мужчину.

— Вы издеваетесь надо мной? — не выдерживает полицейский и шлепает ладонью по столу.

Я откидываюсь на спинку железного и неудобного стула, сложив руки под грудью.

— Значит — нет? Почему? Я тоже пострадавшая сторона. Смотрите, как она меня приложила, — указываю на разбитую и зудящую губу. — Ещё и бедро ноет, и голова болит. У меня может быть сотрясение…

— Госпожа Авдеева, посидите пока здесь и подумайте о своих поступках. Кофе ещё желаете? — полицейский поднимается, учтиво замечая, как моя вторая чашка кофе опустела.

— Несите, — пожимаю плечами. — И печенье, если можно.

Мужчина, с полыхающей злостью в глазах, просто кивает и выходит из допросной комнаты, а за ним громко хлопает железная дверь.

Я откидываю голову назад и смотрю на выбеленный потолок, тяжело вздохнув. Копчик болит, и задница тоже… Такие неудобные стулья — противозаконно! Абсолютно неудобно сидеть на таком стуле и принимать тот факт, что меня ждёт перспектива судебных разбирательств.

Интересно, а суд учтет тот факт, как со мной обошелся этот самый пострадавший? Дома, в тумбе у кровати всё ещё лежит доказательство потери моей девственности с экспертизой… Надо с юристом посоветоваться.

Губы искажаются в ухмылке. Но ухмыляюсь не долго, когда губы начинают дрожать, а на глаза выступают слезы от усталости. Прикрываю веки и думаю, кого именно я наказала своим безрассудным поступком. Бессонов этим заявлением, как очередной плевок в лицо, показал, что ему безразлична моя месть.

Месть… Да, это не было наказание. Эта была оголенная и яростная месть, которая уже проникла в мои вены и жаждала свежей крови.

Двери распахиваются, и мужчина в форме возвращается, став у стола. Смотрит на меня несколько растерянно, поджимая губы.

— За вас внесен залог и оплачен ущерб. Я свяжусь в Господином Бессоновым и обговорю с ним его требования, затем вызову вас в участок. Пока вы свободы, но настоятельно прошу не покидать город. Можете идти, Госпожа Авдеева.

Я удивленно дергаю бровью.

— А как же два года лишения свободы? — встаю, разминая затекшие ноги и онемевшую задницу.