Маска - Марина Лётная

С несколько минут из прихожей слышался неприятный хруст и скрежет об пол стекла.

Анна Дмитриевна не выпускала из рук тряпичное полотенчико, теребила его, зло насупившись. И всё равно было видно, какая она красивая. Даже с таким вредным лицом. Если дети и правда выбирают себе спутников жизни, похожих на своих родителей внешне, то рядом с Лексой должна была находиться не я, а звезда модельного подиума. А если по характеру… Ну тогда многое становится на свои места.

Мы молчали уже слишком долго, и напряжение постепенно утихало.

Становилось даже скучно.

— И что он в вас нашёл? — не поверите, тоже сижу и рассуждаю над этим вопросом… — Вы же старше его на… Десять лет? На пятнадцать? На сколько?

Моя попа сжалась, когда синие злые глаза впились в меня требовательным взглядом. Лучше бы продолжала делать вид, что меня не существует… Глупо было надеяться избежать этой щекотливой темы, когда как сама я ей просто убивалась.

Ладно, врать бесполезно. Но вообще-то, я не так плохо выгляжу!

— Мне всего двадцать семь.

— Ясно, — равнодушно хмыкнула белокурая женщина, но тут же мученически спрятала лицо за ладонью. — Вы совратили моего сына…

Тут бы я поспорила!

Шуточки-шуточки… Но пакостное уныние заползло между ребер. Я поджала губы и отвернулась, не желая искать оправдания.

Мне приходилось достаточно неловко в этих стенах. Я как будто насильно вторглась на её территорию, где по особым правилам стояли вазочки, ни единая пылинка не смела садиться на лакированную мебель без разрешения его матери, и от натертого пола белые носки становились ещё белее.

Здесь пахло стерильностью, дискомфортом и садистическими правилами, а ещё не было ни намека на ёлку или хотя бы мандарины. Разбитая чашка вполне могла стать трагедией этого вечера, если бы не мой визит. Но это только начало… Когда в квартире раздался хлопок входной двери, а затем неразборчивый разговор двух скрипучих, похожих голосов, я поняла, что и Анна Дмитриевна настороженно привстала, прислушиваясь. Она как будто бы даже узнала гостью, только быстро замотала светлой головой, брезгливо сморщившись. Кажется, она не могла поверить своим ушам…

Вперёд Муратова в гостиную ворвалась улыбчивая во все имеющиеся белые и сверкающие золотые зубы женщина. В свитере, балахонистой пёстрой юбке, в перстнях и браслетах, и только новые сережки, в которых Ирка проходила весь прошлый год, выбивались из ансамбля.

Оказывается, я задержала дыхание. И решилась незаметно выдохнуть только, когда Лекса запер нас четверых изнутри. Что там происходило с Анной Дмитриевной — страшно было видеть…

— Лялечка! Бахталэс, — бабушка попыталась наброситься с объятиями на маму, но та ошарашено отскочила, как от огня, и пугливо забилась в угол собственной квартиры. — Ты смотри-и, какая красавица! А внук-то какой…

Настолько беззащитной я не могла представить её даже в общественном туалете.

Муратов кусал губы, не понимая, как вклиниться между седеющей на глазах матерью и тараторящей бабушкой. А я притаилась на диване и быстро делала выводы. Кажется, она неплохо говорила по-русски.

— Я вам не "Лялечка" больше! Уйдите! — Анна Дмитриевна беспомощно и даже брезгливо замахала рукой, будто непрошенную свекровь можно было вспугнуть, как пролетающую мимо муху. Смешная.

— Ляля, не ругайся-я… Я же не помню имя русские. Ай, иди сюда, девочка!

Бабушка добралась кривыми сморщенными руками до мамы, беспардонно её прижала и чмокнула в щеку. Похоже, под напором цыганки Анна Дмитриевна сдулась, как кот из Карлсона.

— Что вы… Здесь забыли? — она обессиленно фыркнула и выдернула свои ладони из её рук.

Та была такая яркая, оживленная, взбалмошная. И очень кудрявая… Седеющие длинные завитки, собранные в хвост, подскакивали от каждого её движения.

— Лекса меня пригласил… — бабушка ласково указала на внука и заулыбалась, словно засюсюкала с маленьким дитём. — Милэнько, чавораалэ.