Остальная часть его видимой кожи кажется довольно чистой, и это, без сомнения, изменится, если и когда он будет инициирован. Его голова полностью выбрита, а грубая лампочка, свисающая с потолка, отражается от макушки. Он выглядит молодо — максимум двадцать пять лет? — и чертовски свирепо. Чем-то он напоминает мне питбуля. Он не отталкивающий — даже наоборот. Он красивый, он просто жестокий. Думаю, в этом вся суть.

— Кто ты? — требую я ответа.

Я думала, мне будет больше стыдно за то состояние, в котором я нахожусь, но, поскольку он на меня не смотрит, мне все равно. Как будто я даже не внутри своего тела. Я всего лишь наблюдатель, смотрящий со стороны, как мое тело медленно исчезает.

Он развязывает последнюю веревку, и я тут же сажусь, подтягивая колени к груди, чтобы максимально прикрыть свое почти обнаженное тело.

Его голубые глаза поворачиваются ко мне, и мне приходится бороться с собой, чтобы не съежиться. Он самый сильный ублюдок, которого я когда-либо встречала с точки зрения силы взглядов, включая Дорнана, как бы пугающе это ни звучало.

— Я твой худший кошмар, — говорит он, высокомерно улыбаясь. У него небольшой акцент, думаю, мексиканский.

— Я на самом деле в этом сомневаюсь, — отвечаю невозмутимо, думая о Дорнане. Никто не мог быть таким злым, как он.

Я собираюсь добавить еще один ехидный комментарий, когда он выпрямляется, стягивает футболку через голову и бросает ее в меня. Я быстро хватаю ее, задаваясь вопросом, какого черта он делает.

— Надень это, — говорит он. — Если только ты не хочешь ходить с выставленной напоказ грудью. Я в любом случае не против.

Я закатываю глаза, быстро снимая испорченную футболку и бюстгальтер, которые Дорнан разрезал на груди. Я натягиваю его футболку через голову, благодарная за тепло. Она спускается по моему телу, почти доходя до колен. Парень не толстый; но и не мускулистый. Хотя не мне судить, это я уменьшаюсь до размеров гребаного двенадцатилетнего ребенка от недостатка еды.

— Конечно, нет, — говорю я.

Он поднимает брови и оглядывает комнату. — Это место чертовски воняет, — говорит он.

— Ага, я согласна. Тут жутко воняет. Хочешь выпустить меня?

Он смотрит на меня так испепеляюще, что я физически отшатываюсь. Господи, я становлюсь слабой. Я никогда ни перед кем не отступала.

— Да, — говорит он, ухмыляясь. — Как насчет того, чтобы я выпустил тебя и посмотрел, как далеко ты уйдешь, прежде чем одна из моих пуль попадет в тебя, а?

Я натягиваю футболку пониже, прикрывая задницу, и стою на трясущихся ногах. Я не так сильна, как мне кажется, и сразу же спотыкаюсь. Инстинктивно я вытягиваю руку, чтобы схватить что-то, и он меня ловит.

Я смотрю на него настороженно.

— Как тебя зовут? — мягко спрашиваю я. — Если ты собираешься охотиться на меня, я хочу знать, кто ты.

Он жестом предлагает мне пройти перед ним, и я не могу поверить своей удаче, когда он указывает на открытую дверь.

— Иди.

— Какое дерьмовое имя.

Он не обращает на мой сарказм никакого внимания и указывает на дверь.

— У меня нет всего чертового дня.

Парень отпускает мою руку, и я иду перед ним, оглядываясь каждые несколько секунд.

— Ничего не трогай, — предупреждает он.

— Я бы об этом не мечтала, — отвечаю.

Интересно, смогу ли я закрыть дверь достаточно быстро, чтобы запереть его здесь, а затем убежать, но пока я изучаю дверной косяк, желание бежать внезапно подавляется чем-то твердым в моей спине.

— Рад видеть меня? — говорю я, чертовски раздраженная тем, что он приставил мне к спине пистолет.

— Что-то в этом роде, — отвечает он, выводя меня из комнаты, где я провела последний месяц или, возможно, больше.

Сейчас день, и пока я иду по коридору, мои глаза болят. Я щурюсь, позволяя этому парню вести меня бог знает куда. Когда мы добираемся до закрытой двери в другом конце коридора, он жестом предлагает мне открыть ее.