Три года - Лили Сен-Жермен

Думаю о том, когда начались мои страдания, о семи шрамах, которые теперь исчезли с моей плоти, о жжении, агонии и печали от всего этого.

— Да, — говорю я. — Да.

— Ну, я не согласен, — говорит он. — На самом деле, я думаю, что мы только начали.

Гнев переполняет мою грудь, и я огрызаюсь.

— Ты меня отравляешь? — визжу я. — Ты, черт возьми, меня отравляешь? — решительно указываю на ведро с рвотой в углу. — Ты трус. Используй свои руки. Используй нож. Только трус станет отравлять своего гребаного пленника.

Он протягивает руку и тыкает пальцем мне в грудь, заставляя меня отступить назад, пока моя спина не оказывается у стены.

— Я скажу тебе, почему тебя тошнит, — говорит он. — Дело не в сэндвичах, малышка. Это яд внутри тебя. Это души моих сыновей разрывают тебя на части.

Он ухмыляется, его слова бессмысленны, но, тем не менее, звучат тревожно. Я вздрагиваю, представляя, как черви, похожие на Чада, Макси и остальную компанию, ползают по моим венам, как мутный сироп. Черные и токсичные прожигают мои вены, пока я не превращаюсь в кровоточащий, зараженный труп.

— Это сыновья, которых я уже убила? — снова огрызаюсь. — Или те, которых только собираюсь?

Его широкая улыбка дергается, и вдруг я понимаю, что смертельно устала от этого танца, который мы исполняем последние несколько недель. Так чертовски устала от всего.

— Если ты собираешься отравить меня до смерти, то можешь просто застрелить меня, — говорю я устало, прежде чем успеваю остановиться.

Иисус Христос! Мне хочется зажать рот рукой, встряхнуть себя за плечи. Что со мной не так? Я сильная, я нерушимая, я олицетворение мести. И все же прошу своего врага поторопиться и уже пристрелить меня.

— Ты жалкая, — рычит Дорнан с весельем в голосе.

Я чувствую себя сумасшедшей. Буквально схожу с ума в этой комнате с ним.

— Как и ты, — отвечаю я, прежде чем успеваю остановиться. — Четверо твоих сыновей погибли еще до того, как ты, черт возьми, поймал меня.

Его веселье по поводу моей апатии превращается в необузданную ярость, когда мои слова доходят до цели. Он сжимает кулак и отводит его назад, целясь прямо мне в лицо.

Поначалу я вздрагивала. Раньше я закрывала лицо руками, пытаясь избежать боли, но, когда кулак Дорнана как в замедленной съемке приближается к моему лицу, я улыбаюсь и готовлюсь к боли.

Треск!

Моя голова откидывается назад, ударяясь о стену позади меня с такой силой, что на мгновение я теряю сознание. Чувствую, как мое тело падает на пол, хрупкое, как бумага, и готовое полностью разбиться, мои глаза закрываются, но губы сжимаются в торжествующей улыбке. Потому что каждый раз, когда он бросается на меня, приближает на шаг к смерти, а вместе с ней и к вечному сну; блаженное освобождение от тирании этого мучительного существования.

И я очень, очень устала.

Глава 4

Что-то холодное льется мне на голову, и я задыхаюсь, отплевываясь и резко просыпаясь.

Поднимаю глаза и вижу Дорнана, стоящего надо мной, с пустым стаканом из-под воды в руке и выражением раздражения на лице настолько сильным, что мне хочется хихикать.

Я — груда спутанных конечностей на полу. Чувствую вкус железа во рту. Свежая кровь у меня на языке, смешивается со слюной и старой кровью, прилипшей к зубам после нескольких недель ударов по лицу. Так много крови, что вкус ее стал для меня привычным.