Одна ошибка - Одна ошибка

Как бы она этого не отрицала, даже если и не признавалась в этом себе, она продолжала любить этого человека и оставалась верной ему…

Сони бросилась на кровать и зарыдала.

Но через некоторое время в дверь постучали и Сони, замешкавшись на какое-то время, всё же отворила дверь своей комнаты.

На пороге стоял Камал и переминался с ноги на ноги, как нашкодивший подросток, неуверенно поглядывая на неё.

Сони не пригласила его внутрь, наоборот, преграждая ему путь, она прислонилась к косяку двери не в силах поднять на него свой заплаканный взор.

— Сони, я так больше не могу, — неуверенно пробубнил Камал.

Сони лишь шмыкнула носом, не понимая к чему он клонит.

— Я безудержно раскаиваюсь в гибели малышки! Позднее раскаяние не вернёт утраченную жизнь, но… прости, если сможешь…

Чтобы не смотреть в глаза Сони, Камал прислонился к стене рядом с дверью и смотрел вверх с запрокинутой головой, словно молился.

Сони потупила взор, не решаясь поднимать на него взгляда.

— Прости меня, Сони, — нерешительно Камал всё же обернулся и посмотрел на Сони, которая сверлила взглядом одну точку. — Все эти годы, я не мог найти покоя, так как сам не смог простить себя за всё, что произошло между нами…

Сони, всё еще не поднимая головы, продолжала смотреть в одну точку, и на глаза навернулись слёзы, при воспоминании о малышке, которая блаженно сосала грудь. Это последнее воспоминание о ней всегда преследовало её. Иногда она представляла, какой она могла стать через пять лет, с большими выразительными глазами, как у матери и капризным носиком, упрямым подбородком, как у отца. Но эти редкие фантазии причиняли ей невыносимую боль, и она отгоняла их прочь вновь и вновь.

На Камала также нахлынули воспоминания той ночи, и горькие стрелы раскаяния пронзали его с той же точностью, как и в тот момент. В момент осознания жестокой реальности, осознание того, что он принёс Сони, потеряв рассудок от жгучей ревности. Сожаления того, что он стал причастен, как соучастник преступления, не давали ему покоя все эти годы. Глаза его блестели от непролитых слёз раскаяния.

— Я неосознанно жестоко наказал тебя… ты этого не заслужила… теперь же я сам наказан пустотой в своей жизни… чтобы я не делал, я не могу заполнить эту бездну пустоты… — Камал прерывисто говорил, запинаясь, словно вел исповедь, а мысли путались и фразы сбивались, — Знаю, что такая жестокость непростительна. Но еще я знаю, что ты всегда была милосердна! Если кто и может простить подобную жестокость, то только ты! Мне самому сложно простить себя…

— Я давно тебя простила… но, я не хочу говорить на эту тему, — так и не посмотрев на Камала, она тяжело вздохнула.

Ей сложно было смотреть в его повлажневшие глаза на печальном лице, ведь эту печаль она чувствовала всем сердцем.

Он дал слабину. Лишь рядом с ней он мог дать себе возможность расслабиться. Лишь рядом с ней мог быть одновременно жёстким и нежным. Лишь рядом с ней мог забыться и раствориться в ней. Но это было слишком давно… словно в другой жизни…

— Я виноват… я так сожалею о смерти малышки, — с болью в голосе произнес Камал. — Если бы малышка была жива, ты бы не бросила нас… я бы тебя не потерял…

— Так это ты виноват, что мама ушла? — внезапно перебил его детский голосок.

Этот детский голосок прозвучал, как гром средь бела дня.

Опешив, Камал с Сони обернулись.

Недалеко от них у двери в ванную комнату стоял Джимми в пижаме и домашних тапочках.

— Джимми… — обескураженно прохрипел Камал.

— Какая еще малышка? О ком вы говорите? — прокричал тревожно Джимми, глядя на отца в ярости и проявляя повадки, которые явно передались ему по наследству.

— Родной мой, — встревожилась Сони, не найдя подходящего ответа.

— Ты потерял маму не просто так! Ты лгал мне всё это время! — вновь прокричал Джимми и, резко развернувшись, убежал.