Капкан - Одри Раш

— Ты прав. Позволь мне взять на себя ответственность. — говорю я и шевелю пальцами. — Ремеди была пешкой. Она ничего не значит для вашего расследования.

Я ограничиваюсь этой истиной. Я должен сделать так, чтобы казалось, что это полностью мое. Я ненавижу себя за эти слова, но я должен показать ему, что она ничего не значит, чтобы она могла быть свободной.

— Тупая шлюха, наверное, даже не поняла, что я ею манипулирую.

— Хорошая попытка, но я видел, как она убила своего отчима. — говорит детектив. — Даже если ты манипулировали ею, она держала нож. Она ни в коем случае не невинна. Судья и присяжные могут смиловаться над ней, учитывая, что отчим оскорблял ее и манипулировал психопатом.

Он прищуривается, выпрямляя стойку, готовый сбить меня с ног.

— Но ты — худший кусок дерьма, который мог попасться ей на пути.

Детектив прав. Ремеди лучше без меня. Но я дал ей свободу, шанс быть самой собой, и я не жалею об этом. Я сделаю это снова, если это будет означать, что она в мире с собой.

И если это означает попасть в тюрьму или умереть за нее, то я, черт возьми, сделаю это.

Вы должны сделать все, чтобы защитить того, кого вы любите.

— Убей меня. — требую я. — Мы с тобой оба это знаем. Я ей как отчим. Я продолжу убивать. И поверь мне, детектив, ты будешь следующим.

Он продвигается вперед, все еще направляя на меня пистолет, затем отбрасывает темно-бордовый нож в сторону. Он несётся к кустам и камням.

— Я не собираюсь тебя убивать. Я посажу тебя в клетку, ты, невыносимый ублюдок.

Я смеюсь. Этот сукин сын думает, что поступает правильно.

— Ты такой благородный. — издеваюсь я.

— Как это будет? — направляет пистолет на машину, затем снова фокусирует его на мне. — Ты позволишь мне арестовать тебя или собираешься драться со мной?

Я не могу убить детектива, не наведя на нас больше глаз, особенно на Ремеди. Если она на заднем сиденье его машины, то есть большая вероятность, что кто-то знает, что они вместе. Он оказывается мертвым, и она будет первой, кого они проверят.

— Отпусти ее, и я позволю тебе арестовать меня, — говорю я.

— Ты знаешь, я не могу этого сделать, но я позабочусь о том, чтобы она получила хорошего судью. Она по-прежнему хорошая девочка.

Хорошая девочка.

Мои ногти впиваются в ладони от этих снисходительных слов. У детектива хватило наглости унижать ее после всего, через что ей пришлось пройти? Обращаться с ней как с жертвой, а не как с выжившей? Даже не признавая тот факт, что она такая же убийца, как и я.

И это меня раздражает.

Она не хорошая девочка. Она чертов кошмар.

И она вся, черт возьми, моя.

Я замахиваюсь кулаками вперед, и он атакует меня тыльной стороной пистолета. Я кружусь вокруг, уклоняясь от его ударов. Но он выбивает меня с ноги, и я ложусь на спину, притворяясь ошеломленным, а затем бью его коленом в грудь, выбивая воздух из его легких.

Я падаю на четвереньки в поисках ножа. К тому времени, как я его нахожу, он уже снова на ногах. Одной рукой я хватаю нож, а другой бросаю пригоршню земли и камней.

Камешки попали ему в глаза, и он воет. Гордость пылает в моей груди. Это дешевый ход, но меня это не волнует. Я хочу уже закончить это.

С каждым ударом, который мы наносим друг другу, грызущее ощущение расползается по моей груди, заставляя все внутри меня сжиматься. Я непобедим.

Как бы я ни старался умереть, всегда кто-то меня останавливает. Полицейский пытается спасти мне жизнь. У приемного родителя наконец-то появилась совесть. Жертва, слишком напуганная, чтобы сопротивляться. Или Ремеди, дающая мне шанс.

У нее есть надежда и вера в меня, которой я не заслуживаю.

Но к черту все это. Я люблю ее. И это для нее.