Капкан - Одри Раш

Ничто не вечно. Время всегда движется. Остаться в Ки-Уэсте — значит остаться с Ремеди. Видеть, как она разваливается на части. Как она становится дикой, когда кончает. Страсть и ярость в ее глазах, когда она позволяет себе расслабиться.

Но остаться также означает мою смерть во многих отношениях. Не просто быть арестованным.

Новый ошейник Бонс звенит в коридоре, ее внезапное появление отвлекает меня от внутренней борьбы. Раньше кошка выживала сама. Я могу найти ей новый дом или снова позволить свободно бродить, и в любом случае с ней все будет в порядке.

Но Ремеди? Если я не подставлю ее, если я больше ничего не сделаю с ней или для нее, будет ли она когда-нибудь по-настоящему свободна?

Я иду по коридору, затем спускаюсь на первый этаж и захожу свой кабинет. Во мне растет желание закрыть дверь, чтобы она не могла войти сюда, но я заставляю себя оставаться за своим столом, работать с электронными таблицами, отвечать на телефонные звонки, отправлять электронные письма, уведомляющие подрядчиков о том, что они должны делать.

Я не могу позволить Ремеди так влиять на меня, и если я сейчас оттолкну ее, это будет означать, что она достает меня. К тому времени, как моя кровь остывает, Ремеди появляется в дверях.

— Я ухожу. — говорит она.

Ее фиолетовые губы заполняют мое поле зрения, и я не думаю о том, что собираюсь сделать или сказать.

— Иди посиди со мной. — требую я.

Неуверенная, нервная улыбка появляется на ее лице, но она усаживается на диван сбоку от письменного стола. Стопки газет грудами лежат на полу под каждым открытым окном.

Солнце светит в комнату, делая ее кожу светлее. И в кои-то веки Ремеди не обхватывает себя руками, в знак защиты. Она расслабляет плечи, погружаясь в уют света. И это выражение не покидает ее, когда она сосредотачивается на мне.

Я больше не заставляю ее нервничать. Не так, как раньше.

Я сжимаю челюсти. Это неправильно. Все это.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — спрашивает она.

Вместо ответа я жду, позволяя ей настояться на этом.

Молчание — одна из последних форм власти, которую я имею над ней, и я намерен сделать это болезненным. Наконец, ей становится не по себе, и она продолжает.

— Ничего, если я приведу Дженну сюда? — она наклоняет голову и смеется. — Может быть, завершение всего этого, пойдет ей на пользу. Я не знаю. Я просто пытаюсь помочь ей. В последнее время я была такой ужасной подругой. И это то, чего она хочет, так что…

При этих словах плечи Ремеди опускаются, и она отводит от меня взгляд. Она чувствует себя виноватой.

Спит со мной. Со своим заклятым врагом. И к тому же, наслаждается этим. Логически я понимаю, что она чувствует и почему. Но инстинктивно чувство вины не имеет особого смысла. Она ничего не может поделать с тем, что испытывает ко мне эти чувства.

Зачем сдерживаться, когда ты знаешь, чего хочешь?

Я прищуриваюсь, глядя на нее. Я знаю, чего должен хотеть. И все же, кажется, я не могу заставить себя что-либо с этим сделать.

— Все, что тебе угодно. — спокойно говорю я.

Облегчение пробегает по ее телу и плечи опускаются от этих слов еще больше.

— У нее скоро день рождения. — объясняет она.

— А как насчет твоего дня рождения?

Она делает паузу, погружаясь в себя. И вот оно — ее руки, прижатые к груди, как будто она больше никогда не будет в тепле или безопасности. Но затем ее руки опускаются по бокам, и она разжимает пальцы, один за другим, заставляя себя быть храброй. Противостоять этим воспоминаниям.

Я знаю, каково это. Но я подавляю это. Ощущение, что ты не можешь контролировать свою жизнь. Нет, пока они не окажутся в земле.

— Давненько я его не отмечала. — говорит она.