Танцующие на каблуках - Юлия Ивлиева (2022)

У Юрия и Алины был секс незадолго до смерти. Связанная девушка не подвергалась насилию: ни синяков, ни ссадин не обнаружено, только от веревок. Никаких следов второго мужчины ни в ней, ни на ней тоже нет. На веревках нет потожировых Юрия и кого-то другого тоже нет. Есть частицы чего-то химического, похожего на удобрение. Но встречается это химическое соединение в целом ряде удобрений.

Связывали барышню, очевидно, в перчатках, возможно, до этого в них работали в саду.

А дальше сами собой вылезали несостыковки.

Зачем перчатки надевать Юрию? Если это он связывал и убил Алину по неосторожности.

Еще один момент, который тоже не вязался с версией следствия: у Алины в уголках губ есть небольшие ссадины, ранки. Видимо ее связывали с кляпом во рту, а потом вытащили? Если его вставлял Юрий, то где этот кляп, среди улик нет. Значит, забрали с собой? Значит, был убийца. У девушки, убитой в квартире Дикого, тоже были ссадины в уголках рта.

Никто из соседей ничего не видел и не слышал, пока не прибежал брат и не поднял панику. Идти по следам спустя полгода – это все равно, что ковырять вилкой растаявшее мороженое. Есть две камеры уличного слежения, но в их обзор попало огромное количество народа. И это улица. Люди совершенно посторонние, проходящие мимо.

Лица. Нереально счастливые лица. С такими лицами от инфаркта не умирают. В крови Юрия Симонова и Алины, кстати, тоже, кроме небольшой дозы алкоголя, ничего особенного не обнаружено. Может быть, что-то найдут в крови Дикого. Насколько Егерь знал, друг не употреблял ничего, кроме хорошей водки. Травку курили в детстве, но даже тогда, во времена экспериментов, Дикий как-то сразу отошел. Не понравилось.

Егерь достал зажигалку из кармана, пощелкал ей, снова положил в карман. В очередной раз он бросал курить, и в очередной раз попытка не увенчается успехом, он уже знал, что купит сигареты, как только выйдет из здания. В это раз он продержался три недели.

Они с Вероникой оба околели в кондиционированном помещении. Поставили сплит-систему на минимум, а сейчас настолько погрузились в дела, что даже не понимали от чего по коже бегут мурашки, а носы покраснели.

– Вы опыты на себе, что ли ставите «как живется трупам в морге?» – поежился вошедший с пачкой бумажек Ромик.

Егерь и Ника не сразу его поняли и глупо разулыбались только тогда, когда в распахнутое молодым человеком окно повалил жаркий прелый вечерний воздух, пахнущий раскаленным асфальтом, выхлопными газами и пылью.

– Строго говоря, трупам в морге не живется, – закатила глаза Вероника. – Лежится – да, точно лежится прохладней, чем нам живется.

Ромик выложил на стол диктофон: маленький, электронный, по функционалу почти смартфон. Словно горох рассыпал по столу три пары миниатюрных наушников. Юноше нравились гаджеты и разные электронные прибамбасы. У него на каждый случай жизни находился в кармане какой-нибудь приборчик. Про существование половины из них Егерь никогда не слышал.

– К утру будет отчет по четверым, – пообещал Ромик. Он снимал опросы и показания на диктофон. Что бы потом можно было еще раз прослушать все внимательно и уловить что-то упущенное в первую беседу. Егерю симпатизировала эта педантичность, граничащая с дотошностью. – А вот еще трое позже.

Лекс и Вероника встрепенулись. Крючок зацепил.

– Четверо и трое? – Егерь уставился на Ромика. Вероника выглянула из-за ноута и, сложив брови домиком, ждала рассказа. Коллега явно что-то накопал.

Тот хитро улыбнулся, провокация удалась. Он поднял длинный палец пианиста, прося минутку, и скрылся за дверью. Шеф и Вероника переглянулись. Юноша явно требовал особого внимания.

Ромик вернулся со стаканом отвратительного кофе из автомата и, сморщившись от первого глотка, поведал:

– Там вообще картина – огонь! Докопаться всерьез не до чего, но совпадений, как в детском пазле – крупно и в кубик.

Шеф вскинул брови, демонстрируя потерю терпения.