— Зачем бороться с этим? Выеби эту женщину из своей системы, и когда пройдет четыре года, она хотя бы не умрет девственницей.

Я жалею, что сказал друзьям, что Аврора девственница.

— Прошло два года, — усмехается Армани. — Она, вероятно, давно уже не девственница.

Я, блять, ненавижу слова, слетающие с их уст, и, еще больше — тот факт, что Армани, возможно, прав.

Она не принадлежит тебе, поэтому ты не можешь приходить в ярость при мысли о том, что другой мужчина лишит или уже лишил ее девственности.

И все же беспричинный гнев наполняет мою грудь.

Алеку приходится закурить еще одну сигарету, потому что эту я точно ему не верну. Мне нужно столько никотина, сколько я смогу получить.

Эти израненные зеленые глаза и потрясающая улыбка, бледнеющая на ее губах.

Господи, она даже не пыталась скрыть свою боль и шок, что подтверждает, что она не знала о моей личности в ночь нападения.

— Что такого есть в этой девушке, что вызывает у тебя такой стояк? — Спрашивает Алек.

Все. Ее манеры, ее красота, ее невинные темно-зеленые глаза, ее ослепительная улыбка…Господи, список бесконечен.

— Не знаю, — лгу я.

Это все, что я делал последние два года. Лгал друзьям и самому себе.

Аврора, может, и Д'Анджело, но на одну ночь она была моей маленькой ланью, и эта ночь отказывается освободить мое сердце от своей непреклонной хватки.

Как только я делаю затяжку, ангельский голос, преследовавший меня, говорит:

— Миша, можно тебя на минутку?

Услышав мое имя, прозвучавшее из ее уст, мои эмоции превращаются в опасный, хаотичный беспорядок.

Я выдыхаю дым, поворачиваясь лицом к Авроре.

Несмотря на то, что в ее глазах мелькают страх и боль, она держит подбородок высоко. Эбби, ее подруга, стоит у подножия парадной лестницы, наблюдая за нами, как гребаный орел, готовый вырвать когтями наши сердца, если мы попытаемся причинить вред Авроре.

Я киваю Алеку и Армани, и они возвращаются в фойе, но остаются поблизости, чтобы подслушать разговор.

Аврора подходит ближе и нервно оглядывает территорию, освещенную сотнями огней.

Сильно раздраженный тем, что мое сердце бьется с бешеной скоростью при виде нее, я рявкаю:

— У тебя одна минута.

Ее взгляд устремляется на меня, и я наблюдаю, как резкость моего тона поражает ее.

Господи, эти изумруды способны поразить самую глубокую часть моего сердца.

Как изголодавшийся человек, я упиваюсь ее видом, и на мгновение мне хочется, чтобы мы не были прирожденными врагами.

— Ты имел в виду то, что сказал раньше? — спрашивает она, скользя взглядом по моим чертам лица, словно пытаясь запечатлеть меня в своей памяти.

Я выдавливаю из себя

— Каждое слово.

Она кивает, затем глубоко вдыхает и хмуро смотрит на меня.

— Значит, та ночь ничего для тебя не значила? Все это было ложью?

Ложь слетает с моих губ:

— Да.

На этот раз ее глаза прищуриваются, когда она смотрит на меня.

— Ты все еще плохо умеешь лгать.

Затянувшись напоследок, я бросаю сигарету в ближайший сад. Выдыхая дым, я подхожу ближе к Авроре, пока она не вынуждена запрокинуть голову, чтобы сохранить зрительный контакт со мной.

Медленно я поднимаю руку и обхватываю пальцами ее стройную шею. На секунду я почти наслаждаюсь ощущением ее нежной кожи, но затем сжимаю ее до тех пор, пока она не начинает задыхаться, а глаза не наполняются слезами.

Осознание того, что я причиняю ей боль, заставляет мое сердце сжиматься от чувства предательства, которое разжигает мой гнев, ведь я должен быть верен только Братве и мафии.

Я наклоняюсь и, чувствую, как ее дыхание касается моих губ, вызывая во мне бурю желания, и мне приходится бороться с желанием и эмоциями изо всех сил.

Я сохраняю низкий и угрожающий тон.