Грустная дама червей - Татьяна Бочарова (2005)

Наверное, в этом и есть цель искусства — уметь вызывать слезы или смех, вопреки желаниям публики.

Олег смотрел на Карину с ожиданием. Она кивнула. Она была готова подчиниться его требованиям. Но не тут-то было.

На деле все оказалось значительно сложней. Они играли раз за разом, а Олег все прерывался, то на первой, то на второй странице. Лицо его стало угрюмым и отчужденным, он уже откровенно злился, теряя остатки терпения.

— Ну проснись же! Лепечешь что-то про себя, как клуша, как баба?

— Я и есть баба, — совсем тихо, почти шепотом, сказала Карина.

Она чувствовала, что сейчас заревет. Чего он хочет от нее? Разве она способна тягаться с ним. играть как он, слышать как он? Не нужно им вместе концертировать, с нее хватит просто быть рядом с ним, смотреть в его лицо, слушать его голос и не слышать в нем суровых и гневных нот.

— Я баба, — повторила она и всхлипнула.

Олег замолчал, растерянно глядя на Карину. Потом неуверенно произнес:

— Ну хорошо. Я, наверное, действительно чего-то не понимаю. Прости. Но неужели тебе не хочется сыграть по-настояшему, сделать то, о чем я говорил?

— Хочется, — Карина улыбнулась сквозь слезы, — но я не могу. У меня выходит иначе, по-другому. Наверное, потому, что я женщина, а не мужчина, как ты.

— В музыке не должно быть ничего женского. — упрямо отрезал Олег. — Давай соберись. Должно получиться. — Он поднял смычок.

Карине показалось, будто внутри у нее натянулась до предела некая струна, а затем лопнула с оглушительным звоном. И мгновенно после этого ее затопили гнев и ярость на Олега.

Самовлюбленный идиот, слепой, бесчувственный болван, не понимающий, что мир состоит из двух полов, не ценящий привязанности и нежности, мечтающий, чтобы рядом находился такой же холодный, расчетливый циник, как он сам! Что ему любовь женщины — пустой звук, ненужная обуза, смех. Несчастная Леля, несчастная она сама'.

Карина, не дождавшись ауфтакта, взяла первый аккорд. И тут же гнев улетучился, уступив место ледяному спокойствию. Слезы, точно по волшебству, высохли. Словно со стороны она слушала, как взбирается ввысь скрипичная мелодия, стремясь вырваться из оков железного рояльного ритма, не замечая, как перелистывает страницу за страницей.

Она очнулась, лишь когда прозвучал финальный пассаж. Ощущение было неизведанным, одновременно великолепным и пугающим.

Карина взглянула на Олега и явственно прочла в его глазах восхищение.

— Вот теперь то, что надо, — он знакомым жестом откинул волосы со взмокшего лба, — я же говорил, получится. На сегодня, пожалуй, хватит. — Олег положил скрипку в футляр, приблизился к роялю, обнял Карину за плечи.

— Пусти, — она сердито высвободилась из его рук, чувствуя полную опустошенность после тех усилий, которые затратила, чтобы преодолеть природную мягкость и женственность.

— Да пожалуйста, — он засмеялся и отошел. — Дуйся, если тебе так хочется. Через неделю поймешь, что я был прав.

26

Он действительно оказался прав. Вскоре Карина уже не представляла, что могла по-иному воспринимать Брамса, да и вообще любую музыку. Теперь она смотрела на мир глазами Олега, слышала и думала, как он.

Она научилась понимать его полностью, до мимолетного взгляда, до неуловимого, ничего не значащего для других жеста. Её первоначальные представления об Олеге полностью изменились.