Последний шанс - Сара Руиз

Она притягивает колено к груди, обхватывает его руками и, начав слегка раскачиваться из стороны в сторону, говорит:

— У меня появилась идея для припева, и обычно я стараюсь их запомнить, чтобы записать позже, но я никогда этого не делаю. Обычно со мной всегда есть блокнот для записи идей песен, но он был в моём рюкзаке, когда его украли.

Её взгляд опускается на стол.

— Там были все мои идеи.

На прошлой неделе я потратил на поиск вещей Рэйн больше времени, чем следовало. Я не должен так переживать из-за девушки, которую едва знаю, но почему-то переживаю. Может быть, потому что я в некотором смысле понимаю её чувства? Я изо всех сил пытался не думать о татуировках последние три года, но когда Рэйн упоминает о своей пропавшей гитаре и о том, как она скучает по музыке, я не могу не думать о них. О том, как я любил их набивать. И о том, как я скучаю по этому. И хотя у меня остались мои тату-машинки, у меня есть ощущение, будто у меня украли всё это. Я сам это у себя украл. Хотя Мартина постоянно говорила мне о том, что моё ОКР и я сам — не одно и то же.

Когда Рэйн берёт со стола чек и засовывает к себе в карман, оттуда выскальзывает ещё один чек и падает на пол. Она издаёт стон и исчезает под столом, чтобы подобрать его. Затем она снова выпрямляется, глядя на чек.

— О! Ты посмотри. Я потеряла не все свои идеи для песен.

Она широко улыбается и машет чеком, а затем снова на него смотрит и хмурится.

— М-м… не уверена, что это хорошая идея.

Те вещи, что эта женщина носит у себя в карманах, не перестают меня удивлять. Чеки с текстами песен, пакеты на застёжке, которые она использует как кошелек. И, конечно, тамбурин. А однажды она достала из кармана носок, и оттуда вывалилось лакомство для кота.

«А я-то думала, куда я его положила», — сказала она тогда.

Я не стал спрашивать её, что она имела в виду: носок или лакомство. Ни один из её ответов не удивил бы меня. В тот единственный раз, когда я был у себя в квартире после того, как туда заехала Рэйн, и помогал ей разобраться со стиральной машиной, я находил носки в самых разных местах. Между диваном и подушками. Под кухонным столом. На подоконнике.

Меня не напрягает беспорядок. И когда Рэйн находится в квартире, мне больше не кажется, что она принадлежит папе. Он ненавидел беспорядок больше всего. Могу себе представить, что бы он сказал, если бы обнаружил носок рядом с холодильником. Он, наверное, сейчас в гробу переворачивается.

Ну и пусть. Кто знает, может быть, когда Рэйн уедет, я и сам начну оставлять носки где попало.

И вообще, кто я такой, чтобы судить о том, что люди держат в карманах? В моих карманах бывали гораздо более странные вещи. Однажды в рамках экспозиционной терапии9, с помощью которой лечили моё ОКР, мне приходилось всё время носить при себе нож. Отправляюсь в Корк на машине? Нож лежит на пассажирском сидении. Решил вздремнуть? Нож лежит на прикроватном столике. Пошёл в магазин? Нож — в кармане. По сравнению с этим, носок и лакомство для кота — это ещё нормально.

Когда Рэйн снова засовывает чек в карман, я поднимаюсь на ноги.

— Куда ты?

— Оставайся здесь, — говорю я. — Сейчас вернусь.

Она озадаченно смотрит на меня, а я направляюсь в свой офис, где начинаю открывать ящики, пока не нахожу маленький пакетик на застёжке. Я переворачиваю его, и на стол выпадают несколько скрепок.

Вернувшись к Рэйн, я передаю ей пакетик.

Она берёт его, но смотрит на меня так, словно не знает, что с ним делать.

— Для чеков, — говорю я. — У тебя в карманах всегда полно вещей, и я переживаю, что ты можешь их случайно потерять.

— О!

Она опускает взгляд на пакетик у себя в руках и начинает открывать и закрывать застёжку.

Когда она снова поднимает на меня глаза, она улыбается.