Последний шанс - Сара Руиз

— Пока ты здесь. Это, конечно, не крутой «Гибсон», но на время сойдёт. У меня есть ещё одна дома.

И прежде, чем Рэйн успевает ответить, я толкаю её в плечо.

— Ты отказываешься от бесплатных вещей лишь один раз, забыла?

Рэйн смотрит на меня, затем на Дэйва, а затем на гитару в своих руках. Мне кажется, что я замечаю слёзы у неё на глазах, но она начинает часто моргать прежде, чем я успеваю в этом убедиться.

— Спасибо, — говорит она. — Правда. Вы не представляете, что это для меня значит.

— О-о, представляю, дорогая, — говорит Дэйв. — У тебя такое лицо…

— Какое лицо?

— Лицо музыканта.

Рэйн ничего не говорит, но её пальцы всё ещё двигаются, играя тихую мелодию, которую я не узнаю. Когда она снова смотрит на меня и на Дэйва, на её лице появляется нежная улыбка.

— Какие-нибудь пожелания?

— Что-нибудь из своего, — говорит Дэйв.

— У меня нет ничего своего, — говорит она.

И когда её щеки окрашивает румянец, она отводит взгляд и опускает глаза на струны, которые вибрируют под её пальцами.

Дэйв смеется.

— Ты совсем не умеешь врать, дорогая.

Рэйн вздыхает. Её пальцы замирают, и я начинаю скучать по её музыке, стоит ей прекратиться. Рэйн скрещивает руки над гитарой и кажется теперь меньше, чем пару секунд назад. Я хочу ткнуть её пальцем в бок, так как знаю, что она особенно боится щекотки в этом месте. Я хочу не дать ей уйти в себя.

— У меня нет ничего достойного, — говорит она.

Дэйв делает большой глоток из стакана.

— Тебе придётся разобраться с этой проблемой, дорогая. В творчестве нет места для подобных сомнений. Тебе придётся поверить в то, что ты делаешь, чтобы и все остальные поверили.

Рэйн открывает рот, чтобы что-то сказать, но из него не вылетает ни слова. Дэйв вскидывает брови, и затем Рэйн и Дэйв просто смотрят друг другу в глаза, но через пару мгновений она говорит:

— Как насчёт Найла Хорана? Ирландский певец. Ирландская песня.

— Ох, ну ладно, — говорит Дэйв. — Но не думай, что я купился на твою уловку. Готовься к тому, что с этого момента и до самого твоего отъезда я буду просить тебя исполнить что-нибудь из своего репертуара каждый раз, когда буду приходить сюда. В конце концов, я тебя уболтаю.

Может быть, мне стоит сказать Дэйву, чтобы он не давил на неё? Как вдруг Рэйн выпрямляется и начинает бить по струнам. Этот ритм очень отличается от той тихой мелодии, которую она играла до этого. Она словно погрузилась в песню, которую сейчас играет. Закрывает глаза, решив отгородиться от всего, и неуверенность на её лице, исчезает.

Я вспоминаю о том вечере, когда мы познакомились, и как Рэйн сказала мне, что любит, когда люди двигаются под её музыку. Я смотрю на Дэйва и вижу, как его голова и всё тело начинают покачиваться. А когда она начинает петь, мне хочется оглядеться и узнать, кто ещё сейчас слушает, и что они об этом думают, но Рэйн завораживает меня. Музыка вылетает из-под её пальцев. Вылетает из её рта. Она словно освещает её, и Рэйн заполняет всё помещение этим мягким светом, похожим на пламя свечи.

Наблюдая за ней, я вспоминаю, как делал татуировки ещё до того, как ОКР уничтожило для меня эту деятельность. Перед тем, как всё стало совсем плохо, я знал множество способов погрузиться в это состояние сознания, когда время перестаёт существовать. Это могло быть рисование флеш-сетов11. Или работа над индивидуальным дизайном. Но больше всего мне нравилось делать татуировки клиентам, которые были способны сидеть спокойно. Тогда я начинал работу и через пару минут оказывался в том состоянии сознания, когда не существовало ничего, кроме кожи, чернил и тату-машинки у меня в руках. Я всегда замечал, если клиент тоже пребывал в похожем состоянии. Эндорфины переполняют тебя, разговор приглушается жужжанием машинки, и всё же… в такие моменты я чувствую гораздо более тесную связь с человеком, чем когда бы то ни было.