Я провожу руками по лицу, а потом начинаю тянуть за волосы, потому что мне хочется прижаться пальцами к чему-нибудь и заглушить мысль о том, что я зашёл слишком далеко. Почему я не могу быть уверен в чём-то хорошем? Почему я думаю только о плохом? Я ведь, и правда, пришёл туда только за тем, чтобы её поцеловать. Я не ожидал ничего другого. По правде говоря, я вообще не думал обо всём этом. Что если я что-то пропустил?

— Это навязчивая мысль, — говорю я в темноту.

Мой самый нелюбимый этап в экспозиционной терапии это сценарии. Вместо того чтобы бороться с навязчивыми мыслями, я должен с ними соглашаться. Я должен мысленно пробежаться по пугающему меня сценарию и проговорить его, не пытаясь отменить. Иногда мне приходится его записывать. Иногда я записываю его на диктофон и проигрываю по нескольку раз на дню. Мне нужно слышать, как я произношу те ужасные мысли, что возникают в моей голове. Я должен соглашаться с навязчивыми мыслями. Я должен произносить их вслух, но я так сильно этого боюсь. Ведь они могут воплотиться в жизнь. Это ужасно. Немыслимо. Я не могу это произнести. Я не буду этого делать.

Я хватаю телефон и начинаю крутить его в руках. Я мог бы просто написать Рэйн и проверить. Я ведь должен ей написать? Мне не обязательно спрашивать напрямую о том, чувствует ли она, что я ею воспользовался. Я мог бы аккуратно подвести её к этой теме. Прочувствовать её настрой.

Я смотрю на время. Уже почти два часа ночи. Мне не следует писать ей прямо сейчас. Она, наверное, спит, в отличие от меня. А если нет? Что если она не может уснуть, потому что расстроена?

Мой телефон вибрирует в руке. Имя Рэйн появляется на экране. Мои руки дрожат, когда я открываю сообщение, а самые худшие сценарии сражаются за место под солнцем в моей голове. Я читаю сообщение четыре раза и каждый раз убеждаю себя в том, что прочитал его неправильно. И когда смысл слов, наконец, доходит до меня, я чувствую что готов разрыдаться. Я не помню, когда плакал в последний раз.

РЭЙН:

Я рада, что ты пришёл.

Я должен чувствовать облегчение, но я его не чувствую. Я вымотан. Я, мать его, устал от того, что всё хорошее омрачается моими сомнениями. Я не уверен, что у меня вообще будет что-то хорошее, в чём я не буду сомневаться. Но ведь когда я был в ремиссии, я не давал своим сомнениям портить хорошие вещи.

Я могу заново научиться не портить хорошее.

Я выхожу из чата с Рэйн и набираю электронное письмо Мартине, пока не успел передумать. Нажав на «Отправить», я замечаю непрочитанное сообщение в папке «Входящие». Это ответ на один из постов, который я оставил на доске объявлений местных музыкантов. В теме письма говорится: «Re: Украденный «Гибсон» с наклейкой в виде ирландского флага на обратной стороне».

Я открываю письмо и быстро пробегаюсь по тексту. Мне приходится перечитать его дважды.

«Мне кажется, я нашёл гитару вашей подруги. Вот ссылка».

Я прохожу по ссылке, стараясь слишком не надеяться. Я оказываюсь на сайте, посвящённом продаже б/у инструментов. И хотя я никогда не видел гитару Рэйн в живую, я видел её на видео, поэтому я сразу её узнаю. Я не могу в это поверить. После стольких недель неустанных поисков, это не может быть так просто. Я начинаю просматривать фотографии и когда дохожу до фотографии задней части гитары, я вижу её… наклейку с изображением ирландского флага.

Я ещё раз просматриваю галерею, чтобы быть уверенным. Я вчитываюсь в каждое слово описания. Я просматриваю другие товары продавца, но он продаёт только гитары. Я не нахожу никаких признаков другого оборудования, так что вряд ли именно этот человек украл гитару. Я смотрю на запрашиваемую цену и начинаю смеяться. После чего снова перечитываю заголовок: Редкий «Гибсон». Продаётся.

Рэйн не шутила, когда сказала, что нельзя просто взять и заменить такую вещь.