Значит, она игнорировала его чувства. Не идеально. Его защитные инстинкты не позволяли ему видеть в ней что-то большее, чем угрозу его чувствам, его братьям. К жизни, которую мы создали и были счастливы настолько, насколько это было возможно внутри, пока она не вернулась в нашу реальность, повергнув наши эмоции в смятение.

— Перестань, — простонал я, не желая обвинять его в этом дерьме, но все равно делая это. — Мы все знаем, что ты чувствуешь, брат.

Что именно утверждали люди? О да, люди, которые скрывали свои чувства, обычно заботились больше всего. У каждого в истории была глава, которую они не читали вслух, но Холлис кричал, чтобы его услышали.

Используя тщательно контролируемый тон, он возразил:

— Ты проецируешь, и мне это безразлично, — его ноздри раздулись, и мне захотелось рассмеяться над очевидным отвращением.

Вместо этого я подхватил его тон и повысил его на свой собственный, изложив несколько собственных истин.

— Часть меня всегда любила эту девушку, — я провел рукой по лицу, переводя взгляд с них обоих. — И ты бредишь, если думаешь, что я не знаю, что у вас обоих то же самое.

Бум, микрофон упал. Вот, выложено четко.

— Надо было смазать, прежде чем трахать нас по-грубому, — ответил Техас, быстро вставая.

Его босые ноги коснулись моих кроссовок, когда он испуганно посмотрел на меня сверху вниз, как обычно выбрасывая свои игрушки из коляски. Я многозначительно посмотрел на него; я бы надрал ему задницу, если бы он ударил меня из-за этого.

Он забывал, что я бы соответствовал каждому удару.

Холлис дернул Техаса назад, чувствуя назревающую ссору.

— Иди, приготовься, — приказал он ему.

Мы смотрели, как он выходил из комнаты, сжимая кулаки.

Холлис повернулся ко мне.

— В женщинах недостатка нет, — он склонил голову набок с легкой усмешкой. — Не позволяй ей поймать тебя на крючок, там еще много рыбы.

Сказал тот, кто одержим желанием знать каждое мгновение своего дня. Отрицание было не просто рекой в Египте.

Я терпеть не мог, когда мне говорили, что в море еще много рыбы. Особенно когда мой взгляд был прикован к этому конкретному эмоционально отстраненному лососю с явными проблемами приверженности. Это изменилось бы. Я хотел ее. Итак, я бы ее получил. Все просто.

Уставившись на меня с недоверием и разочарованием, когда я высказал свои чувства, когда мы выходили из дома, они продемонстрировали свое мнение на лицах, что разозлило меня до такой степени, что мне захотелось ударить одного из них. Их взгляды говорили о том, что я чертовски туп. Может быть, так оно и было. Но как хозяин своей жизни, я должен выбирать, как с ней распоряжаться.

Было искренне смешно, что они верили, что у них было на что опереться и на что обратить внимание после инцидента в темном и грязном классе, в который были вовлечены все мы.

О, это была грандиозная идея Техаса.

И именно поэтому он никогда не принимал важных решений ни за кого из нас.

Я имею в виду, пугать ее? Это не сработало, когда мы затащили ее в тот класс. Играть с ней? Это просто обернулось для нас неприятными последствиями. Я знал это. Холлис знал это. И позже Техас тоже осознал это.

Потому что теперь часть его жаждала ее еще больше. Он мог отрицать это сколько угодно, но я знал его. Я действительно не знал, о чем думал Холлис, позволив ему сформировать его собственную концепцию "уберите Миллу к чертовой матери подальше от нас", но это еще раз доказывало, что Холлис запутался внутри так же сильно, как и все мы.

Я размешал молоко в кофе и бросил ложку в раковину. Я прошел к свободному месту в социальной зоне нашей штаб-квартиры и удобно устроился в единственном кожаном кресле с откидной спинкой. Мои братья присоединились ко мне некоторое время спустя, опустившись в глубокие кресла рядом со мной.