Капля яда - Х. Пенроуз

Для каждой эмоции, которую ты испытывал, были тексты, которые говорили с тобой как с давно потерянным другом, который знал твои самые глубокие, мрачные секреты, о которых шептались посреди ночи. Биты звучали еще долго после того, как все остальные ушли. Музыка была моей терапией и моим вечным болеутоляющим; я включала ее так громко, что она заглушала мрачные мысли, которые кружились в моей голове. Музыканты всего мира последовательно вплетали свои надежды, демонов и мысли в рамки своего ремесла, подавая себя на блюдечке с голубой каемочкой для тщательного изучения и несправедливого осуждения теми, кто никогда не мог понять такой глубины.

Музыка внезапно оборвалась.

— Милая, — голос моего отца разнесся по комнате.

Я вздрогнула, нажав на кнопку остановки беговой дорожки, схватила полотенце для рук, вытерла им лицо, прежде чем повязала его вокруг шеи. Я сделала большой глоток воды, вздыхая с облегчением, когда ледяная прохлада немного растопила жар, бушующий внутри моего тела.

— Извини, я тебя не расслышала, — призналась я, нетвердым шагом слезая с тренажера, мои ноги не поблагодарили меня за затянувшееся упражнение.

Взглянув на тренажер, я была наполовину удивлена, наполовину впечатлена тем, что мне удалось почти час и пятнадцать минут непрерывной работы. Но, черт возьми, как же мне было больно. Позже было бы намного хуже. Хотя оно того стоило; я бы каждый раз выбирала физическую боль эмоциональной.

Папа нежно улыбнулся мне с таким чувством, что мне пришлось ненадолго отвести взгляд, собираясь с силами. Я надела свою маску, запихивая все свои чувства поглубже в эту маленькую коробочку в уголке моего разума для надежного хранения. В этом и заключалась проблема, когда вы становились настолько травмированными, когда кто-то пытался подарить вам искреннюю привязанность, которой вы заслуживали как человеческое существо, вы понятия не имели, как естественно реагировать.

— Пойдем, обед готов, — он изогнул бровь, глядя на меня.

— От меня воняет, — я выразительно фыркнула, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Пот, высыхающий на моей коже, вызывал у меня зуд. — Мне нужно в душ.

— Прекрати валять дурака. Сначала поешь, а потом сможешь принять душ, — произнес он своим деловым тоном, которым он подавлял трех сильных женщин, которые были в его жизни.

Я подавила легкую улыбку, следуя за ним на кухню, где нас ждали мама и сестра с накрытым угощением.

Я поерзала в кресле.

— По какому поводу? — спросила я, когда у меня заурчало в животе, и присоединилась к сестре, накладывающей мне тарелку.

— Без повода, — весело заявила мама, сверкнув натянутой улыбкой, и я поняла, что она собиралась нам что-то сказать.

Мы с Делейни обменялись многозначительными взглядами. Для двенадцатилетней девочки она была чертовски умна и казалась старше своих лет. Я никогда не хотела, чтобы она взрослела. Мир был таким холодным, жестким местом, полным нечестности и обмана. Мыльный пузырь детства, в который мы ее завернули, все еще оставался нетронутым, но она совсем не была наивной или глупой. Она всегда была лучшей смесью. Я чувствовала, что мне повезло с сестрой.

Я пожала плечами, когда за столом воцарилась тишина, пока мы все ели. Я, скорее всего, сожгла чертову тонну калорий на этой беговой дорожке, так что неудивительно, что запихивала еду в рот быстрее, чем обычно.

Делейни рассказала мне о своей школьной нагрузке в этом году. Очевидно, это был самый тяжелый год в истории. Я прикусила губу, удерживаясь от того, чтобы не сказать ей, что каждый год, пока она не закончила бы школу, был тяжелой работой, и что до начала учебного года оставалось всего несколько недель, но никому не нравилась негативная Нэнси.