Другая единственная - Наташа Колесникова (2006)

Он засмеялся в трубку. Большие проблемы? Этим его хотят напугать?

— Слушай, ублюдок, и запоминай как следует. Дело будет решаться в суде. Никаких денег я этому козлу платить не собираюсь, понял, да? И ты, тварь убогая, больше не звони мне.

— Крутым стал, да, Самарин?

— Пошел на хрен!

— О’кей. Короче, такие дела — ты отказываешься от всех договоренностей?

— Отказываюсь, — со злой усмешкой сказал он. — И ты, гаденыш, так и передай своему козлу. Все понял?

— Тебе конец, Самарин. Кранты.

— Тебе тоже. Пока-пока!

Он бросил трубку на стол, налил себе еще водки — гулять так гулять? Недолго осталось, ну да все что есть — его? И плевать на этих подонков, которые грозят ему смертью. Готов к ней. «Смерть, где ты? Рад с тобой встретиться, я вот он? Что прикажете, уважаемая??»

Выпил рюмку водки, закусил соленым огурцом и негромко сказал:

— Габи… я к тебе. Не могу тут один, да и не хочу. Мне нужна только ты, Габи, понимаешь? Иду к тебе…

Глава 18

В просторной сауне, пропитанной ароматами дубовых листьев и свежих досок, на низких полках лежали Булыгин и Бахметов. Этим вечером Булыгин снова заехал в свой офис узнать, как обстоят дела, имеется ли план цивилизованного противодействия напору Самарина. Переговоры, конечно, нужны, но и свои соображения у нового руководства фирмы должны иметься.

Оба лежали на животах, Булыгин совсем голый, Бахметов обернул бедра полотенцем, потому что над ними стояла красивая брюнетка с голой грудью и яростно хлестала то одного, то другого дубовым веником.

— Ох, хорошо, замечательно, — простонал Булыгин. — Умница, Дана… Ну все, все. — Он сел на полке, ничуть не стесняясь юной прелестницы. — Кстати, что это за имя такое — Дана? В телевизоре одна Дана шебуршится, понимаешь… Чего такое оно означает?

— Обычное литовское имя — Данута. А что означает, я не знаю, Петр Иванович, я и в Литве-то никогда не была, выросла в Белоруссии. Мать — литовка, а папа — белорус.

— А ты, значит, русская? — усмехнулся Булыгин. — Поедешь со мной? Не обижу.

— Ой нет, Петр Иванович, сегодня вечером столько дел…

Бахметов тоже сел, тщательно поправляя полотенце на бедрах, с неодобрением слушал этот разговор.

— Пятьсот баксов, Дана.

— Извините, но я…

— Красавица, это и дураку понятно. А я ведь не шпана какая-то, в случае чего — и помочь могу. Ладно, тыща, любит ваш народец очень круглые числа, просто обожает!

— Не знаю, надо подумать…

— Думать тут нечего, Милка и за пятьсот поедет, скажу тебе прямо. Ну так решай сама.

— А как же начальство? Мне еще работать…

— Утрясу этот вопрос. Ну?

— Хорошо, Петр Иванович.

— Ну вот и лады. Ступай принеси нам пивка и чего-нибудь зажевать, там знают, что я люблю.

Когда девушка ушла, двоюродные братья выскочили из сауны, с криком окунулись в бассейн с холодной водой, потом, закутавшись в стерильно белые простыни, устроились в предбаннике, в отдельной кабинке. И тут же полуголая Дана принесла поднос с двумя запотевшими бутылками импортного пива, бокалами и тарелкой с закуской — вареные тигровые креветки, раковые шейки и слабосоленая семга.

— Эх, обожаю семужку, — довольно улыбаясь, сказал Булыгин, осторожно глотнув холодного пива. — Истинно русская закуска, наши купцы всегда уважали.

Бахметов недовольно поморщился:

— Ты, Петя, с какой стати про купцов вспоминаешь? Тебя Советская власть, а не купцы в люди вывела, образование дала, должность солидную доверила.

— Слушай, Илья, а тебе тоже пора в Думу, — усмехнулся Булыгин. — От партии Зюганова. Самое то. Бизнесмен, эксплуататор, а в душе — истинный коммунист.

— Ладно, я о другом хочу сказать. У тебя молодая жена, красивая баба, а ты все дуришь, Петя. Чего еще хочешь?

— А ты своей не изменяешь?