Не-птица - Андрей Дёмин

— Уши помой, если глуховат, — мелкая подошла ближе. Носки кроссовок замерли у моей щеки. — Чего деревья бьешь? Природу надо беречь, раз уж она на тебе отдохнула!

— Чё? — он отпустил Лену и развернулся всем корпусом. — Тебе чё надо? Это — моя тёлка, не лезь!

— Бабуина спросить забыли! — Иволга подошла к машине и с размаху врезала по бамперу, — Где тут надо стукнуть, чтобы всё сломалось, а?

— Э!

Точка давления выбрана была идеально — Светлицкий потерял голову, едва нога Ивы коснулась его обожаемого «Хёндая». Сорвавшись с лестницы, он ринулся в атаку, как разъяренный носорог.

— Отошла от машины, шлюха!

Иволга предусмотрительно отскочила в сторону, так что схватить её за ворот куртки парню не удалось. Светлицкий, не ожидавший такой прыти, слегка помедлил, пытаясь разобраться в ситуации. Этого-то мелкая и ждала — точно поставленный пинок прилетел парню прямо под колено. Светлицкий взвыл отболи и сразу уменьшился в размерах, припав на поврежденную ногу, а Ива довершила начатое — в челюсть обидчику врезался маленький кулачок. Паша пошатнулся, но упасть не успел — с другой стороны красноволосая поймала его за ухо.

— Пошли, учиться будем! — и мелкая потащила Светлицкого к машине. Прижав его щекой к капоту, Иволга начала инструктировать: — Сейчас ты сядешь в эту гробовозку, нажмешь на педальку — и ни я, ни Кедр, ни Лена тебя больше не увидим, понял?! Вкурил, спрашиваю?!

Парень молчал, предпринимая попытки вырваться, но Ива пнула его, в последний на сегодня раз, в пах, и Светлицкий заорал от боли.

— Если хочешь сохранить яйца — кати их отсюда подальше, — и красноволосая, наконец, отпустила свою жертву.

Поверженный самец отполз за машину, потом, наконец, взял себя в руки и, забравшись внутрь, дал по газам. И всё это — не произнеся ни слова. Проводив Светлицкого взглядом, Иволга повернулась ко мне.

— Надеюсь, тебе отбили скучную часть мозга!

— Мечтай, — прохрипел я, поднимаясь на ноги, чтобы немедленно оказаться в объятиях Лены.

— Ты живой? Сильно болит?

— Да все хорошо, — я невольно обнял девушку и вдруг снова оказался во власти ее сладковатых губ, запаха апельсиновых корочек и тепла, спокойного ровного тепла.

Теперь Лена целовала меня, а не пашезаменителя. Это было приятно.

— Вот так всегда! — фыркнула Иволга. — Самое сладкое — деревянному!

В ответ Лена молча обняла её, прижав к груди. В этих объятиях было столько сестринского, что мне стало больно. Кажется, Иве тоже. Перед глазами опять стояли угловатое лицо, синие глаза и неровное каре.

— Ну будет, будет, — мелкая похлопала подругу по спине, — Всё уже хорошо, красавица. Сейчас мы тебя так проводим, опомниться не успеешь! А про бабуина забудь, хотя бы на сегодня. Ему теперь лечиться придется!

— Ты ему, вроде, ничего существенного не повредила, — заметил я.

— Это ты так думаешь! — Ива, приобняв Лену за талию, повела нас вперед по тратуару. — Я отбила самое дорогое — обезьянье самолюбие! Кстати, об отбитом! У тебя ничего не отваливается?

Я прислушался к ощущениям тела.

— Пока, вроде, нет. Болит, конечно, но терпимо. Жить буду!

— Расти большой! — добродушно хихикнула подруга.

* * *

С Леной попрощались без происшествий. Напоследок девушка одарила меня многообещающим взглядом, на который я смог ответить лишь виноватой улыбкой: Ива уже тащила прочь, и отказать ей сегодня мы не имели права.

— Хорош оглядываться, Мак-Грегор комнатный! Я ж могу и отпустить тебя к вожделенной жемчужине!

— Как мы высокопарно угрожаем! — расхохотался я.

— Ну а то ж! — ухмыльнулась мелкая. — От тебя да книжек понахваталась!

Мы шли рядышком по тротуару, так что, поддавшись порыву, я быстро обнял Ивушку. Та уткнулась носом в плечо, потом пихнула ладошками.

— Не буду с тобой обниматься, пока не переоденешься! За километр Ленкой несёт!

— Прям уж! Слушай, а как ты вообще у кафе оказалась?