Дыши глубже - Eiya Ell

– В левом яичнике желтое тело, диаметром восемнадцать мм. Так...... – он смотрит на меня из-под очков, Алекс все это время не шевелится, не отводит глаз от монитора, где по мне так видна какая-то маленькая точка черного цвета, он бледный, я замечаю, как у него на лбу выступают капельки пота, – по заключению могу сказать, что подозреваю, что вы беременны, сейчас медсестра возьмет анализ ХГЧ и другие необходимые анализы. Через пару недель сделаем УЗИ в динамике, чтобы точно определить срок. Или у вас плод крупный или... остальное потом. Матка в тонусе, угроза выкидыша. Вы остаетесь у нас на сохранении, минимум на две недели, а там посмотрим. Ну, что ж, Алекс, друг мой, – он встает, поворачивается к Алексу, который смотрит на меня убийственным взглядом, я быстро отвожу глаза от него, – положение серьёзное, прошу отнестись к такому событию со всей ответственностью. Медсестра выполнит все мои назначения, и ее в скором времени переведут в палату. Сейчас я должен идти, меня ждут другие пациенты. Я к вам еще загляну. Ей нельзя нервничать. Малейшее волнение может закончится плачевно для вас.

Он выходит.

Мне в капельницу добавляют еще какое-то лекарство, дают еще какие-то таблетки. . И, наконец, мы остаемся вдвоем, медсестра слишком далеко от нас.

Алекс подходит близко, наклоняется ко мне и шепотом спрашивает: – От кого? Кто отец?

АЛЕКС

Я давлю на газ по максимуму, мчусь на бешеной скорости, нарушая все правила дорожного движения.

Лишь бы довести ее.

Лишь бы успеть.

Лишь бы ничего плохого не случилось с ней.

Пока едем, я набираю давнего друга, Валерия Виссарионовича, он однажды спас мою маму, когда у нее лопнула киста в яичнике. Отец тогда еле успел, спасли. Благодарен пожизненно этому великому для меня человеку. Сейчас мама с папой благополучно проживают за городом. Абсолютно здоровые, крепкие, занимаются маленьким садом и огородом. Мама любит сажать свои огурцы и помидоры, потом похвастаться перед нами своим урожаем, тем, что у нас все свое и натуральное, хотя, знает, что я могу позволить купить для нее весь рынок или торговые центры, все равно твердит, что свое полезнее, оно без химии.

Сейчас смотрю на Амалю, как она, скрючившись, лежит на заднем сидении, то приходит в себя, то отключается, как когда-то мама, и мне страшно, страшно, что я не успею.

Успеваю. Нас уже ждут, Амалю осматривают быстро, все суетятся вокруг нее, делают все самое необходимое. Я лишь тогда вздыхаю, когда ей становится легче. Она уже дышит спокойно ровно и уже не потеет. Вытираю ее пот со лба, мне становится намного легче, когда смотрю, как появляется румянец на ее щеках.

Но слова Валеры вгоняют меня в ступор. Я, как истукан, стою, смотрю в монитор. На черную точку. Не отрываюсь, кажется, не моргаю и не дышу, после всего, что говорит Валера.

Кто бы меня ущипнул, чтобы я вернулся, спустился на землю. Чтобы мог хоть слово сказать.

Беременность – срок две-три недели....

Плодное яйцо...

Желтое тело...

Угроза выкидыша...

Меня просят отнестись ко всему серьёзно, чтобы все закончилось хорошо.

Я продолжаю стоять, как столб, даже когда Валера выходит, я не сразу могу сообразить, не сразу могу прийти в себя и задать единственно интересующий меня вопрос, подхожу к ней, наклоняюсь к уху, меня убивает этот чертов запах ванили, шепотом спрашиваю:

– От кого? Кто отец? – шёпотом, потому что я представился как муж. Услышат, и получится сам себя подставляю, муж, и не знаю, от кого беременна жена.

– Я. не. знаю. – еле выговаривает она, потом у нее начинается истерика. Она плачет громко, слезы градом льются с ее глаз, – я не могу быть беременна, – всхлипывает, повторяет она, – это невозможно, этот ребенок, если он и есть, он не может родиться, не может.