Я тебя чувствую - Татьяна Любимая (2024)

Дым заполнял легкие, приносил немного облегчения нервам, притуплял ноющую боль в груди, но не отключал мозг и память. Напиться бы до беспамятства, может, легче стало бы хоть немного. Но нельзя. Со мной сын, я должна думать о нем и нашем с ним будущем.

Глава 22

Три серых панельных пятиэтажки расположились параллельно на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. В первой из них жили мы со дня свадьбы: я, муж, свекровь, а потом и сынок родился и рос до недавнего времени. Несколько дней назад мы с Дениской заселились в съемную квартиру третьего дома. Недалеко, но хотя бы ни окна, ни подъезд не выходили на мой бывший дом, где несколько лет я была счастлива. Где я любила и считала, что любят меня.

День менялся ночью, ночь днем. Кроме боли и жалости к себе ничего не чувствовала. Как робот вставала утром, готовила сыну завтрак, будила его, уводила в садик. Шла на работу, что-то там кроила, шила. Не помню что кому как говорила. Вопросы "по теме" игнорировала.

Нет меня. Сломалась. Умерла.

Умерла в тот вечер, когда застала мужа в постели с другой женщиной. Когда видела его яростное лицо и звериный оскал. Только эта картина перед глазами, жгучая боль от удара, лилово-желтый синяк во всю спину и ничего больше.

Сын рисовал в альбоме, а я отвлекала себя работой — кроила платье заказчице и думала, как бы забрать швейную машинку и оверлог из квартиры мужа, не попадаясь ему на глаза. Высчитывала в уме его смены, прикидывала время, когда сама буду свободна для визита в мое бывшее семейное гнездо.

Кто-то постучал в дверь. Мы с Денисом переглянулись. Гостей не ждали.

— Кто там? — подошла к двери, сетуя, что нет глазка.

— Наташ, это я, — с той стороны двери раздался жалобно-просящий голос мужа. — Открой, пожалуйста, нам надо поговорить.

Конечно, о том, что я ушла из дома, все жильцы трех пятиэтажек узнали быстро, спасибо сарафанному радио. Наверное, и мужу доложили, и адресок подсказали добрые люди. Слишком многим я шила и ремонтировала одежду. Почти медийная личность в нашем районе.

— Уходи! Здесь тебе делать нечего! — громко, твердо, непреклонно.

Я не видела мужа три дня. Он не звонил, не писал, не искал встреч до, после или во время моей работы. Бухал или развлекался со своей блядью? Все равно. Меня только-только начало отпускать. Потихоньку, но все же. И вот он стоит совсем рядом, за дверью, а на меня снова накатывают отчаяние и боль.

— Не уйду, пока не поговорим. Открой, зай, пожалуйста!

Прислонилась лбом к дверному косяку. Сейчас он моя опора, а дверь — защита от чудовища, которого я любила много лет. Сердце болезненно ныло и бешено билось о ребра, грозясь взломать грудную клетку и выпрыгнуть из тела. Не от страха, нет. От непонимания, как после всего, что произошло, он мог прийти сюда.

— Нет! Слышишь — нет! — голос задрожал. Только бы не разреветься. — Видеть тебя не могу и не хочу. Иди к своей шалаве, с ней и разговаривай!

— Нет у меня никого и не было, зай. Открой, пожалуйста, я все объясню. Неудобно же через дверь, ну, — заканючил под дверью.

— Не открою. И слушать тебя не буду! Я подаю на развод. Мне от тебя ничего не надо, даже алименты не нужны. А сейчас уходи! Пожалуйста!

Чем жалобнее был голос мужа, тем больше твердости и уверенности появлялось в моем.

— Наташ, — муж за дверью заволновался. Он торопливо заговорил, испугавшись, что я могу уйти и не услышу его объяснений, — то, что ты видела… Это все по пьяни. Я и не помню ничего. Поверь мне, зай. Мне потом как рассказали, что я творил, самому страшно стало. Это ошибка, случайность…

Ему рассказали! Уж не девка ли эта? Надеюсь, с подробностями.

— Ошибка? Случайность? Ты серьезно? А пинать меня ногами — тоже случайность? Пальцы на ноге не болят, нет? О какой ошибке ты говоришь, Паша?! Ты не настолько пьян был, чтобы ничего не осознавать и не помнить!