Я тебя чувствую - Татьяна Любимая (2024)

Непривычно, непонятно, невероятно сказочно. Еще вчера я была за пять тысяч километров отсюда. Со страхами, переживаниями, болью. А сейчас здесь в Москве, с мужчиной, который не сводит с меня глаз, которому я нужна, который меня чувствует как никто и никогда. И который принял моего сына, никак не выказав, что он нам мешает. За весь день вчера кроме случайных поцелуев и тайных пощипываний, поглаживаний друг друга у нас с Иваном ничего больше не было. Ждали ночи и… я бессовестно вырубилась. Сразу после его признания…

Не хочу об этом думать. Не сейчас.

Тяжелая мужская рука обнимает меня за талию. Выскальзываю из-под нее. Замираю, когда Иван перекатывается на мою половину, сгребает в охапку мою подушку. Утыкается в нее носом и спит дальше. Смотрю на спящего Ивана. Хороший, добрый, улыбается безмятежно во сне. Любуюсь еще несколько минут широкой спиной, классной задницей, обтянутой боксерами, длинными ногами. М-м, какой… Подотри слюни, дорогая. Всему свое время.

Беру майку, шорты и на цыпочках выхожу из комнаты, прикрыв за собой дверь. Навстречу мне Дениска шлепает босыми ногами. Вовремя же я.

— Доброе утро, — шепчу сыну. — Ты чего встал?

— Выспался, — тихо и недовольно бурчит ребенок, видимо, тоже не привык еще к смене часового пояса. — Есть хочу.

— Я тоже.

Как два заговорщика мы топаем на кухню, делаем ревизию холодильника и шкафчиков.

Я варю кашу для сына и завожу тесто на блинчики. Накрываю стол со всякими найденными нами вкусняшками.

Переговариваемся с сыном, обсуждаем планы на ближайшее будущее. Договариваемся, что он попозже позвонит бабушке, поделится впечатлениями. Я свекрови звонить не хочу и не буду, только маме и Андрею, как обещала.

Когда на тарелке возвышается горка свежеиспеченных блинчиков, дверь вдруг распахивается. В кухню… не входит, нет, врывается Иван. В спортивных штанах с голым торсом, босой. Взъерошенный, с отпечатком складок от подушки на одной половине лица и плече и при этом такой… сексуальный, что мне приходится закусить губу, чтобы привести себя в чувство. От вида его полуобнаженного тела ноги становятся ватными. Зависаю на дорожке темных волос, убегающей под резинку штанов, а мой мозг выдает та-акие пошлые картинки…

Иван с испугом в глазах осматривает небольшое помещение и облегченно выдыхает. Расплывается в улыбке, задерживая взгляд сначала на моей груди, обтянутой маечкой, затем на шортиках. Ну да, я та еще провокаторша.

— Я думал, вы ушли! Доброе утро!

— Доброе, — немного удивленно отвечает ему Денис, одаривая его ответной улыбкой.

Два широких шага и меня сжимают крепкие ручищи, перекрывая доступ воздуха в легкие.

— Да куда бы мы ушли, — смеюсь, — мы же только вчера прилетели. Ой, Вань, у меня блинчик горит!

— Пофиг, — шепчет в шею, вызывая рой мурашек, которые мгновенно, преодолев все клеточки тела, скапливаются в низу живота. — Я проснулся — тебя нет. Испугался. Не делай так больше. Я хочу просыпаться с тобой вместе.

— Да мы еще не перестроились, — смеюсь, выкручиваясь из интимных объятий, выключаю плиту. Блины, чую, дожарить мне не дадут. — У нас уже день белый. Я не могу столько спать.

— Пора уже перестроиться. Ваше«у нас» теперь тут, привыкайте, — пыхтит Иван, усаживаясь за стол и хватая блинчик. Макает его в варенье, откусывает добрую половину.

— Ммммм, бжжж, мммм, — зажмуривается с полным ртом.

Денис хмыкает:

— Чего-о?

— Я говорю, это божественно! Это космически вкусно, это… мммм, пища богов! — закидывает оставшуюся часть блинчика.

— А кто-то аттракционы обещал… — ворчит Денис.

— Угу, — Иван жует и машет головой, — я помню. Вот поем и поедем. А ты чего не ешь?

— Я давно поел. Мы в три утра с мамой проснулись. А можно я пойду пока погуляю?

— Нет, — я паникую — чужой огромный город, а ребенок собрался идти один на улицу. Конечно, нет!