Неприкасаемые - Дж. МакЭвой

Каждый день она мыла и расчесывала мне волосы и даже одевала меня, все это время держа меня прикованной. Она обращалась со мной так, словно я была ее личной куклой. Во второй день я пыталась вести себя прилично, сегодня я пыталась не говорить. С этой женщиной было что-то серьезно не так.

Несмотря на мою тактику вызвать у нее реакцию, она вела себя так, как будто ее ничто не беспокоило. Единственный раз, когда я получила от нее ответ, был, когда я «плохо себя вел». Кроме этого, она не подавала никаких признаков того, что находится здесь, в этом пространстве, кроме физического. Мне нужно было убраться отсюда, но я даже не знала, в какой стране нахожусь.

— Тебе нужно, чтобы кто-нибудь помог тебе, дорогой? — спросила она, нарезая еду своими тонко отполированными столовыми приборами. Нельсон подошёл и, как робот, нарезал мне еду, прежде чем поднести ее к моим губам.

Я думаю, что даже у подхалимов могут быть подхалимы.

Открыв рот, я взяла еду и немного прожевала, прежде чем выплюнуть ему в лицо.

— МЕЛОДИ!

Он сделал шаг назад, когда Авиела вышла вперед. Нельсон медленно вытер лицо, прежде чем впиться в меня взглядом.

Авиела схватила меня за лицо, заставляя встретиться с ней взглядом.

— Я пытаюсь, Мелоди. Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Я люблю тебя, но ты должна отпустить его и этого ребенка. Они — твое прошлое, которого у тебя никогда бы не было, если бы мы были вместе. Я люблю тебя, поэтому, пожалуйста, веди себя прилично, потому что я не хочу причинить тебе боль.

— Единственное, что мешает мне свернуть твою гребаную шею прямо сейчас, — это эти чертовы наручники. Так что пошла ты…

Она ударила меня так сильно, что мои зубы порезали нижнюю губу. Слизывая кровь, я посмотрела на нее, улыбаясь.

— Ты ужасная мать, всегда была… и всегда будешь.

Она ударила меня дважды, затем в третий раз, прежде чем отстранилась.

— Прекрати заставлять меня причинять тебе боль!

Мое лицо горело, и я знала, не глядя, что на моей щеке останется отпечаток ее руки.

Я невесело рассмеялась и на мгновение задумалась, была ли ее разновидность сумасшествия заразной или наследственной. Выбросив эту мысль из головы, я сосредоточилась на женщине, хрипло дышащей передо мной.

— Это то, что тебе говорил дорогой дедушка?

— Ты ничего не знаешь.

— Я знаю достаточно и это не помогает. Ты думаешь, что это так, но это не так. Отпусти меня, скажи мне, кто такой Иван, и мы все сможем освободиться от него.

Она покачала головой, проводя руками по своим коротким волосам.

— Нет, нет. Ты его не знаешь. Ты ничего не знаешь. Просто позволь мне защитить тебя, милая. Ты не можешь победить его, никто не может. Все в порядке…

— Ты, я и Лиам, мы можем…

— НЕТ! Я сказала «нет»! Я буду защищать тебя, хорошо? Я, твоя мамочка. Ни Лиам, ни кто-либо другой. Теперь ты пропала. Иван не будет беспокоить твою семью. Просто будь умницей, Мелоди. Будь добра ко мне, ладно?

Это было все равно что пытаться урезонить ребенка, впавшего в истерику.

— Иван — просто человек.

— ХВАТИТ! — Сделав глубокий вдох, она вернулась к прежнему выражению лица. — Ты испортила наш ужин. Ты была так хорошо воспитана, когда я тебя растила.

— Ты никогда не воспитывала меня, Авиела.

Тогда она посмотрела мне в глаза, и они показались мне пустыми; в ней не было глубины, просто пустая оболочка женщины, которая когда-то была моей матерью. Выпрямившись, она подошла к камину, который располагался под картиной, изображавшей ее молодую версию. Достав шприц с каминной полки, она вздохнула, прежде чем повернуться ко мне.

— Авиела, — прошипела я, зная, что последует. Я попыталась отстраниться от нее, но она просто продолжала приближаться.

Она погладила меня по щеке, и если бы не то, что она собиралась сделать, я бы подумала, что она пытается быть нежной.

— Это облегчит твою боль.