Потому что живой - Аида Богдан

Мать с отцом замешкались позади и не сразу поняли, что случилось, когда с улицы услышали её крик и поспешили в подъезд. Прочитав послание, выпавшее из рук рыдающей дочери, они поняли в чём дело.

Смотреть на то, как она сходит с ума, подолгу рассматривая совместные фото с Ваней и последний его снимок, было выше их сил, поэтому Романовы не стали задерживаться с отъездом. Дмитрий Борисович задействовал все свои связи, чтобы помочь дочке с переводом в столичный вуз.

Она прислушалась к словам родителей и не стала бросать учёбу, с головой окунувшись в занятия, Ваня бы гордился её успехами. Конечно, не сразу, но жизнь наладилась и беременность стала протекать более-менее гладко.

Письмо с фотографией Ивана пришло и на адрес к Марии Александровне, слава Богу, к тому времени, она уже была далеко от Самары, иначе, неизвестно, что бы с ней стало. Женщина не хотела уезжать, вот только дочь настаивала на отъезде.

Отпуск Вероники подходил к концу, пора было возвращаться назад, но и оставлять мать одну, в таком состоянии, не хотелось. Она долго её уговаривала, убеждая в своей правоте и приводя весомые аргументы:

— Мам, тебе надо сменить обстановку, а как только придёшь в себя, так я сразу отвезу тебя домой.

— Зачем мне куда-то ехать, доченька? От себя всё равно не убежишь.

— Ну, пожалуйста, мне так будет спокойнее.

— Если только на пару недель, не больше.

— Как скажешь, пусть будет две недели.

Видеть Снежану было слишком больно и женщина не стала с ней прощаться, да и зачем? У девочки своя жизнь, пусть спокойно учится, родители очень просили не мешать ей поступать в институт, даже о смерти Вани не сразу сообщили.

Визит к дочери порядком затянулся, поскольку у Марии Александровны обнаружились большие проблемы со здоровьем. Она страдала сердечной недостаточностью, но после невосполнимой потери сына и мужа, положение значительно ухудшилось.

В Иркутске матери Ивана сделали операцию, которая хоть и прошла успешно, но после неё требовалась длительная реабилитация и должный уход. Вот так и вышло, что она уехала не на две недели, а на целых три года. Квартира недолго пустовала, дочь пустила на это время пожить подругу.

Соседка, которой Снежана вручила записку, оказалась полной растяпой, она даже не успела прочесть, что там было написано, потому что, после её ухода, положила листок на пуфик в прихожей, а сама поспешила на кухню, к котлетам, шкворчащим на сковородке.

Слава Богу, обед удалось спасти, чего нельзя было сказать о записке, которая была полностью уничтожена. Собака, дотянувшись до послания, разорвала его в хлам. Бесполезно было пытаться склеивать обслюнявленные кусочки бумаги.

— Вот же дурной пёс, что за манера хватать всё, что плохо лежит? — ругалась хозяйка, которую так и раздирало от любопытства узнать, что же было написано в чужом письме?

Тем не менее, сходить к Снежане и покаяться, ей и в голову не пришло, своих дел что ли мало? К тому же, та предупредила, что скоро уезжает. Вот так и вышло, что мать Вани осталась в полном неведении относительно внуков.

Дмитрий Борисович, где-то через полгода, ездил в Самару по делам и по просьбе беременной дочки ходил домой к Ивановым, но не застал даже соседку напротив. Снежана сильно переживала по этому поводу:

— Как же так, может с ней что-то случилось?

— Всё может быть, иначе, она бы давно с тобой связалась. Ты же оставляла записку с адресом?

— Да, я и про беременность всё написала. Слушай, пап, а твои люди не могут пробить информацию? Может она всё ещё в Иркутске, как знать?

— Попробуем, почему нет? Ты, на всякий случай, запиши мне ещё и данные дочери.

— Так, наверное, Иванова Вероника Ивановна, хотя, если она замужем, то там может быть и другая фамилия, да и дату её рождения я точно не знаю, кажется, лет 25.

— Найдём, человек не иголка в стогу сена, отыщется и Вероника, и твоя Мария Александровна.