Бог Войны - Рина Кент

Хотя и ворчит по поводу пушистых тапочек, о которые постоянно спотыкается, и домашнего халата на его стуле. И полотенца на полу.

Он — безнадежная попытка организованности. Хотя и называет меня хаосом в розовой обертке, невротически собирая мои вещи и раскладывая их по местам.

С того первого раза он больше никогда не трахал меня одетым. Ни разу. И он всегда выбирает позы, в которых мы находимся лицом друг к другу, даже если привязывает меня к изголовью кровати.

Он все еще смотрит на меня.

И все еще ругается, глядя на меня.

Мне нравится думать, что с каждым прикосновением я все глубже вырезаю себя внутри него.

С каждым совместным принятием ванны и с каждым массажем, который он мне делает. Клянусь, его руки расслабляют лучше, чем у профессионалов.

Последние две недели были как во сне. Мы съездили в Париж на три дня. Ладно, это была деловая поездка, но он не сказал мне «нет», когда я захотела поехать с ним или когда потащила его с собой за какими-нибудь импульсивными покупками.

Он также не отказался, когда я вручила пакеты ему, а не только Лео. Что? Мы слишком нагружаем бедного парня, и ему нужно время от времени отдыхать.

Но в этом и фишка снов. Они — иллюзия, из которой я все время жду, когда меня выдернут.

Каждую ночь я больше всего на свете боюсь заснуть, даже когда меня обнимают его сильные руки.

Даже после того, как я зарываюсь лицом в его шею или грудь.

Даже когда он гладит меня по волосам, пока не засыпает.

— Мне постоянно снится сон, будто я падаю в глубокую лужу воды, и когда выныриваю на поверхность, она становится пунцово-красной, а потом я тону в крови, — тихо говорю я.

— Миссис Кинг. Я уверена…

— Я теряю время, — перебиваю я ее, мой подбородок дрожит. — Я просыпаюсь и некоторое время не понимаю, где нахожусь. Иногда он говорит со мной, а я ничего не слышу, потому что все еще нахожусь в какой-то прострации. Илай, Сэм и Лео врут мне, наверное, чтобы не волновать, но я понимаю, когда мое состояние фуги выходит из-под контроля. За последние несколько недель это случалось трижды. Я знаю это. И, думаю, мы оба понимаем, что если я трижды самостоятельно это осознала, то в действительности это случалось намного чаще. Я знаю, что сейчас вы ничего не можете для меня сделать, но я прошу вас, умоляю увеличить дозу лекарств, чтобы я снова чувствовала себя лучше. Но не говорите ему, что я знаю. Ничего страшного, если он будет думать, что я в неведении.

Слезы текут по моим щекам, и я вытираю их тыльной стороной ладони. Это гнетущее чувство беспомощности разъедало меня изнутри все то время, пока я смеялась, шутила и тешила себя иллюзией, что все исправится само собой.

Но я должна понимать, что самоисцеление — не вариант для меня. Если я оставлю все как есть, мое состояние будет только ухудшаться, и кто знает, что я могу натворить, когда упаду в этот отвратительный омут потери сознания.

Вот что символизирует кровь в моих кошмарах.

Что-то неизбежное.

— Миссис Кинг, — начинает доктор Блейн мягким голосом. — Боюсь, только ваш опекун может одобрить увеличение дозы лекарств или изменения в вашем текущем плане лечения.

— Тогда скажите ему, что мне это нужно. Он послушает вас. Я уверена, что он не хочет видеть меня в таком состоянии.

— Если мы увеличим дозу лекарств, вы будете чаще впадать в летаргию17.

— Но я буду осознавать, что меня окружает. Я хочу присутствовать в своей жизни. Я не хочу забывать моменты из-за того, что мой глупый мозг решил отключиться. Вы же врач, почему вы не можете меня вылечить? Почему никто не может вылечить меня и вернуть мне мою жизнь, мои воспоминания, мое сознание? Я могу функционировать только с помощью лекарств, и я наконец-то смирилась с этим, я приняла это, но почему они больше не помогают?

Мысль о том, что скоро они и вовсе перестанут действовать, разъедает меня.

Я не хочу конца.

Не тогда, когда я начинаю все сначала.