Записки хищницы 2 - Кортни Коул

— Мне тридцать пять, — говорю я ему и не могу смотреть на его живот. Не могу. Я не хочу терять свою решимость. — Я серьезно, Чез, — предупреждающе говорю я ему, когда он приближается ко мне, его тело длинное и твердое.

Взглянув вниз, я вижу, что его тело все длинное и твердое.

— Как ты можешь уже быть твердым? — недоверчиво спрашиваю я.

Он улыбается, в его глазах озорство.

— Мне двадцать четыре.

Он прижимает меня к уголку для завтрака, и гранит холодит мне спину. Чез, однако, горячий, и прижимается ко мне спереди. Его кожа теплая, упругая и гладкая, и внезапно у меня слюнки текут.

— Мне нравятся твои волосы, — мягко говорит он мне, его голос подобен меду, а глаза — как у волка.

— Я отрастила свою стрижку «пикси», — говорю я ему без всякой необходимости, проводя пальцами по своему гладкому бобу.

— Тебе идет красный, — говорит он мне. — Это дико и вспыльчиво, совсем как ты.

Он берет мою руку и кладет ее на свой пресс, и, Господи помилуй, кубики такие же твердые, какими кажутся, такие же твердые, какими я их помню.

— Чез, — говорю я, но мои слова теперь вялые, как тряпка для мытья посуды или макароны. Потому что я знаю, что сдаюсь. Кто бы этого не сделал? Мышцы пресса у этого мужчины не останавливаются.

— Да? — усмехается он, притягивает меня к себе и самозабвенно целует, как целует двадцатичетырехлетний парень… полон страсти, потому что мир еще не растоптал его.

— О, черт возьми, — сдаюсь я и сметаю все со стойки одной подтянутой рукой. Я не зря надрываю задницу на кроссфите каждую неделю.

— Так я и думал, — понимающе говорит он, поднимая меня. — Ты мне как раз подходишь, детка.

— Ты знаешь, что нельзя называть меня деткой, — говорю я ему в губы. — Это унизительно.

— О, я собираюсь унизить тебя, — понимающе говорит он, разворачивает меня, наклоняет и засовывает палец именно туда, где мне нравится. — И тебе это понравится.

Я ненавижу, когда он прав.

Глава 2

Если ты сексуальна и знаешь это

— Ладно, планы меняются, — говорю я в трубку четыре часа спустя. Мои виски влажные, и от меня пахнет непристойным сексом.

Элли сознательно ждет на другом конце провода.

— Я как раз сейчас выхожу из своего дома.

— Чез был там, не так ли? — требует Элли. — Я слышу отголоски оргазма в твоем голосе.

— Боже, я не знаю, почему он так одержим мной, — жалуюсь я, сворачивая на шоссе. Элли громко смеется.

— Ты продолжаешь заниматься с ним умопомрачительным сексом, вот почему.

— Я ничего не могу с собой поделать, — бормочу я, пока ветер сушит мои вспотевшие волосы. — Ты видела его пресс?

— Ты поклялась себе, что остепенишься, — напоминает мне Элли. — И собиралась встречаться с мужчинами своего возраста, с теми, кто подходит для брака.

— Но мужчины моего возраста скучные, — ною я. — Все, что они хотят делать — это сидеть в сигарных барах или смотреть футбол по телевизору. Я хочу, чтобы кто-нибудь сам захотел поиграть в него, или прыгнуть с парашютом, или станцевать сальсу на Кубе.

— Это нелепо. — Элли не испытывает сочувствия. — Значит, ты будешь здесь… в полночь?

— Нет, — поправляю я ее. — Буду там к восьми. Я вожу «Лолиту». Она любит ездить быстро, как и я.

— Это все еще нелепо, — вздыхает Элли. — Не убивай себя по дороге сюда. Ты мне нужна.

— Тебе так же нужно то, что у меня на заднем сиденье.

— Мне страшно, — почти хнычет она. Я ухмыляюсь.

— Так и должно быть.

Я хихикаю и вешаю трубку, включаю музыку погромче и позволяю пейзажу Лас-Вегаса расплываться вдалеке, направляясь к калифорнийскому дому Элли. Мы все спланируем там, потом отправимся обратно в Вегас на девичник, а затем вернемся на ее винодельню на церемонию.