Что, если? - Юлия Резник

Имана опускает взгляд в снег. Пытается себя убедить, что это все ее не касается. Хотя бы потому, что она сама никакого другого варианта предложить леснику не может. И вообще она на работе. Ее задача – обеспечивать безопасность. Остальное не ее ума дело. Но когда тот самый щенок подбегает к ней и прихватывает за ногу, у Иманы в груди что-то будто вздрагивает. Она присаживается на корточки и, глядя в волчьи глаза, требовательно командует:

– Фу! Нельзя.

Головы собравшихся у вольеров синхронно поворачиваются к ним с песиком. Кожа на щеках начинает гореть. Имана не любит лишнего к себе внимания. Одно хорошо – щенок все же оставляет в покое ее брючину. И как-то удивленно косится, прежде чем настырно продолжить начатое.

– Да не понимает он команд, – фыркает Бутов.

– Понимает, – едва слышно замечает Имана, – просто не хочет им следовать.

На короткий миг ее взгляд встречается с взглядом лесника. Мужик скупо ей улыбается. И как-то странно смотрит. Будто тоже что-то эдакое чувствует. Его изборожденное глубокими морщинами лицо смешно скукоживается.

Пока задохлик перетягивает внимание на себя, три других волкособа берут в кольцо женщину Глухова. Окруженная ими Елена вскрикивает, один пес запрыгивает на нее и валит в снег. Конечно, сил у него для этого нет никаких, скорее срабатывает эффект неожиданности. Охранники тут же срываются со своих позиций и оттаскивают щенков за ошейники. Но Елена успевает не на шутку перепугаться. Ее липкий ужас виснет в воздухе густым металлическим смрадом. Зверь это чувствует и еще сильней рвется из рук.

– Фу! Да что с вами?! – удивляется лесник.

– Уж больно, Гер, им твоя будущая жена понравилась, – смеется губер, глядя на прячущуюся на груди у Глухова женщину. – Да вы не бойтесь, Елена. Они безобидны, – сплевывает с неприкрытой досадой. – Волчица, участвовавшая в вязке с овчаркой, была одомашнена еще в раннем детстве. Поэтому характер у щенков мягкий и податливый. Вот лет пятнадцать назад были у меня волкособы от дикой… Так вот то были настоящие звери, не чета этим. Помнишь, Степаныч, моего Хана?

– Как такое забудешь?

А Глухов тем временем, даже для проформы не делая вида, что ему есть дело до россказней губера, обеспокоенно всматривается в лицо невесты:

– Все нормально? – тихо, но требовательно интересуется он. Охрана виновато переминается с ноги на ногу. Пострадать женщина шефа вряд ли могла, да и отреагировали они в секунду, но все равно ведь получается, что недоглядели. Дурацкая ситуация.

– Д-да. Может, уже пойдем? Я подмерзла.

– Конечно.

Глухов дает знак охране выдвигаться. И потом только прощается с Бутовым.

– Красивые звери. Но нам пора.

И нет в нем никакого пиетета. Имане это в Глухове нравится. Она этим «нравится» заботливо ведет счет. Чтоб потом разложить в голове по порядку и попытаться постичь его душу.

Парни идут впереди и сзади. Имана прикрывает сбоку, сканируя пространство… Если бы кто-то ее попросил это объяснить, Имана бы сказала, что сам процесс похож на ловлю рыбы сетями. Закинул, вытащил, что-то там попалось… Иногда толковое. Чаще – просто мусор в виде чужих эмоций, не имеющих никакого отношения к делу.

К этой технике Имана прибегает в единичных случаях – уж слишком много она отнимает сил. Вот и сейчас ей приходится пробраться сквозь килотонны ненужного, прежде чем нащупать, наконец, эмоции Глухова. Здесь и беспокойство, и злость, наверное, на охрану, и какая-то странная досада. Но в целом ничего отталкивающего. А вот от эмоций Елены Имана шарахается, как от зловонной разложившейся наполовину падали. Это собаки так ее напугали? Да бред. Они же просто щенки.

Имана оглядывается на вольер. Маленький волкособ смотрит на нее через решетку, как будто ждет, что она его заберет.