Всегда твой - Кай Хара

Перед тем как заснуть, я снова и снова прокручивала в голове наш разговор, желая насладиться им на случай, если больше никогда не увижу эту его версию.

Эгоистично я жаждала большего.

Больше разговоров, больше уязвимости, больше его.

Поэтому мысль о том, что через неделю все официально закончится, причиняет больше боли, чем мне хотелось бы признать.

Я спускаюсь по ступенькам, по пути помахав паре охранников дневной смены. Я намерена найти маму и узнать, достаточно ли она восстановилась, чтобы пообщаться с ней. Может, если я устрою спа-день, то смогу вытащить ее с похмельем из дома?

Напевая про себя, я огибаю изгиб винтовой лестницы и резко останавливаюсь. Потому что в моем фойе так неожиданно, что мне кажется, будто он плод моего воображения, стоит Феникс.

При виде его я резко вдыхаю. Он так близко, что при желании я могла бы дотянуться до него меньше чем за десять шагов.

Он смотрит на меня непоколебимо, его взгляд буравит меня. Тень на челюсти указывает на то, что он нуждается в хорошем бритье, но в остальном он, как всегда, безупречно одет.

Выражение его лица настороженное, жесткое, словно он ожидает моей реакции. Как будто он готов повернуться и уйти, если я подам ему хоть какой-то знак, что не хочу его видеть.

Он только что сказал мне двенадцать часов назад, что никогда не вернется домой, так что же он здесь делает?

Интенсивность эмоций, которые я испытываю, приводит меня в ужас. Они меня переполняют: от неверия и восторга от встречи с ним до надежды, что он пришел провести со мной время, от страха, что он пришел разорвать нашу помолвку, и еще около сотни других, дополненных вожделением и сексуальным влечением.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спрашиваю я, мой голос слегка дрожит. Я спускаюсь по последним ступенькам, пока не оказываюсь в паре футов от него.

В его взгляде чувствуется напряженность, которая соответствует жжению в моих венах.

Он делает шаг ко мне, а я все еще не могу поверить, что он реален. Мне хочется провести рукой по его щеке, почувствовать эту грубую щетину и убедиться, что я не сплю.

Каким бы жестоким был этот сон.

Но когда он говорит, он развеивает все представления о том, что это фантазия.

— Я принес тебе рождественский подарок.

Его голос танцует по моим рукам и спине, оставляя за собой дорожку мурашек.

Как нелепо идеально он это сказал.

Я делаю еще один шаг, сокращая оставшееся между нами расстояние. Моя рука движется по собственной воле, и я нахожу его щеку, как и хотела.

Он настоящий. Он здесь.

Он не двигается и не реагирует, его поза остается жесткой, пока он ждет, что я скажу.

— Ты и есть подарок? — спрашиваю я.

Он смеется, звук глубже, чем обычно, как будто что-то застряло у него в горле. Он прочищает его.

— Нет, вот здесь, — говорит он, указывая на прихожую рядом с фойе, где мы храним обувь, пальто и другую верхнюю одежду. — Посмотри.

— Как я узнаю, что это? — спрашиваю я, проходя мимо него и направляясь к двери.

Он не отвечает, но, как оказалось, ему это и не нужно, потому что, когда я открываю дверь, первое, что я вижу, — это двое новеньких саней, прислоненных к стене.

Я поворачиваюсь к нему лицом, и моя челюсть падает на пол.

— Не может быть.

Я все еще нахожусь в шоке от того, что он здесь, и не думаю, что мое сердце выдержит такой заботливый жест. На глаза наворачиваются слезы, и я смахиваю их, пока не опозорилась.

Он кивает, и я в тот же миг бросаюсь к нему, удивляя его. Мои руки смыкаются на его шее, и я обнимаю его, крепко прижимая к себе.

С его губ срывается неровный выдох, как будто он испытывает облегчение. Его предплечья обхватывают мою поясницу и поднимают меня на руки. Мои ноги отрываются от земли, когда он зарывается лицом в мои волосы. Я чувствую, как улыбка растягивается на его губах, когда он бормочет мне на ухо.