Преданный друг - Юлия Леру

В середине следующей недели мне на домашний телефон неожиданно позвонила Эмилия. Повод для разговора формально был: расквашенный нос Лаврика, который, правда, уже давно зажил, но который интересовал Эмилию все так же живо, как и раньше — а там зашел разговор обо всем понемножку, и неожиданно мы проговорили почти час, как стародавние подруги, встретившиеся на двух концах телефонной линии много лет спустя.

— Слушай, — сказала Эмилия уже на прощание, немного помявшись, — ты только сразу не отказывайся, но… может, ты придешь в субботу в кафе? У меня днюха, а отметить вообще не с кем. Все еще учатся. — Да, у нас в классе было трое апрельских. Правда, мы никогда не отмечали наши дни рождения вместе. Может, пришло время начать? — Никаких подарков не надо, просто приходи, поддержи компанию.

— А кто будет? — поинтересовалась я.

— Да… девчонка с работы, Лапшин и Жерех. Приходи, а? — повторила она настойчиво, и теперь в ее голосе звучала самая настоящая тоска. — Я тут сдыхаю со скуки одна.

— Ладно, я подумаю, — сказала я… и забыла об этом разговоре до самой субботы, когда в тишине дома вдруг раздался звонок, и Эмилия напомнила, что ждет меня к восьми.

И я, намотавшая по дому уже только за этот вечер несколько километров бесконечных кругов в настойчивых попытках довести себя до нервного срыва, ухватилась за этот звонок, как за спасательную соломинку.

— Мам, уложишь Олежку, ладно? — И бросилась к шкафу с одеждой, не позволяя себе передумать.

Спустя полчаса я вошла во дворик, где размещалось небольшое здание «Ромео», и встала неподалеку от крыльца, слушая, как внутри играет музыка, провожая взглядом знакомые и не очень лица входящих и выходящих посетителей и уговаривая себя преодолеть эти несколько ступенек и войти. Кто-то здоровался, кто-то равнодушно скользил взглядом, но при мысли о том, что, когда я переступлю порог «Ромео», взглядов будет еще больше, меня пробирала дрожь.

Они же все будут смотреть только на меня.

Они же все будут шептаться и обсуждать.

— Просто такая сильная любовь, ты еще не знаешь, — донеслись до меня изнутри слова песни, когда дверь распахнулась и на пороге с сигаретой в руке появилось мое спасение — Лапшин. Чуть шире в плечах, чуть больше волос на лице, но все тот же лоботряс Сашка, которого я помнила, — и, увидев меня, он на мгновение остолбенел.

— Зиновьева! — завопил, мгновенно забыв о сигарете, и в два счета оказался рядом со мной. — Здорово! Ты какого тут стоишь, айда к нам скорее, заждались уже!..

Он не дал мне и слова вымолвить: обхватил за талию и потащил внутрь, и мне оставалось только перебирать ногами, да пытаться не задеть тех, кто попадался нам навстречу. Сашка пер напролом, как танк.

— И что вы думаете? — провозгласил он, поставив меня у стола и прижав крепче, будто боялся, что я убегу. К нам вежливо обернулись все сидящие вокруг: сама Эмилия, незнакомая мне девушка и смуглый красивый парень в голубой рубашке, в котором я с трудом узнала возмужавшего Николу Жереха. — Стоит на улице и ждет, пока, видите ли, ее сопроводят! Ну Зиновьева! Ну ты даешь! Садись!

Сашка отодвинул для меня стул между собой и Жерехом.

— Давай штрафную ей, Мил! Полную наливай, полную!

И, видимо, сочтя, что свою миссию джентльмена выполнил, Сашка упал на стул рядом с Эмилией и потянулся, чтобы поцеловать ее в губы.

Мне никогда не везло с алкоголем, а после того, что случилось на выпускном, я его возненавидела, так что приходилось выкручиваться. На деловых ужинах и корпоративах, куда мы ходили вместе с Лавриком, я могла провести с одним бокалом шампанского весь вечер, но здесь была водка и Сашка, который, едва я поставила почти нетронутую рюмку на стол, ухватил меня за локоть:

— Э, не, Зиновьева, так не пойдет. Давай до дна.

Так что под его внимательным взглядом я осушила рюмку до дна…

— Вот! Наш человек!