Дикари - Шеридан Энн

Чтобы добраться до верхней комнаты замка, требуется целая жизнь и когда мы проходим туда, тяжесть наваливается на меня с новой силой. Мальчики были совсем детьми, когда она умерла, и у них не было возможности попрощаться. Конечно, это тяжело, и мое сердце разрывается от горя, но это их мама. Что бы я ни чувствовала прямо сейчас, они чувствуют это гораздо сильнее, и из-за этого мне нужно сделать все, что в моих силах, чтобы быть сильной ради них — даже ради Романа, который не может позволить себе ни минуты слабости.

Комната выглядит точно так же, как мы ее оставили — чертовски жутко.

Белоснежка лежит в своем замерзшем гробу, ее лицо едва видно сквозь покрытое инеем стекло. Я возненавидела свой первый приход сюда, и ненавижу находиться здесь сейчас. Я только-только смогла смириться с тем, какие ебанутые вещи любят вытворять парни в свободное время, но это совершенно новый уровень пиздеца. Не знаю, о чем, черт возьми, думал Джованни, упрятывая ее сюда, но я ни секунды не сомневаюсь, что парни сделают все возможное, чтобы исправить ситуацию.

Маркус тяжело вздыхает, демонстрируя всему миру, что у него на душе. Его взгляд задерживается на гробу, и храбрец, которого я видела внизу, совершенно не похож на того, кого я вижу сейчас.

— Прости, мам, — бормочет он. — Пора.

Он расстилает на полу одеяло, а Роман обходит его и направляется к краю гроба. Все трое выглядят подавленными тем, что им предстоит сделать, но без них их мама была бы обречена гнить в этом промерзшем гробу до скончания времен.

Леви обходит одеяло с противоположной стороны, прежде чем подойти к Роману, и я стараюсь не мешать им, желая дать им возможность сделать это наедине. Я предложила остаться в машине или посидеть в гостиной, пока они разберутся с делами, но Леви хотел, чтобы я была здесь.

Пальцы Романа обхватывают край замерзшего гроба и на короткое мгновение задерживаются на петлях, зная, что как только они взломают эту печать, пути назад уже не будет. Он что-то бормочет Леви, так тихо, что я не слышу их с другого конца комнаты, но что бы это ни было, Леви болезненно вздыхает, прежде чем, наконец, кивнуть.

Роман дергает за петли и напрягается, замерзшее стекло работает против него, пока Маркус перебирается на другую сторону. Наконец петли поддаются с глубоким треском, и стеклянная крышка гроба начинает медленно подниматься.

Маркус кладет руку на крышку, помогая ее сдвинуть, и когда она, наконец, открывается полностью, все трое просто пялятся.

— Она выглядит точно такой, какой я ее запомнил, — пробормотал Роман, и на его теплых губах заиграла мягкая улыбка. — Немного грубовата, но она все еще сохраняет эту утонченную мягкость.

Маркус усмехается.

— Ты бы тоже был немного грубоват, если бы был заморожен.

Роман изумленно смотрит на своего младшего брата, а глаза Леви вылезает из орбит, пытаясь сдержать смех. Его губы сжимаются в плотную линию, но смех слишком силен и рвется наружу. Леви пытается подавить его, отчаянно пытаясь проглотить раскатистый рев, но надежды нет.

В уголках моих губ появляется усмешка, когда Маркус ухмыляется своему брату, довольный тем, что хотя бы один человек нашел юмор в этот мрачный момент.

Пока Роман смотрит на Леви, изо всех сил пытающегося взять себя в руки, его губы против воли растягиваются в улыбке.

— Ты находишь это забавным? — Требует он.

— Нет, нет, — говорит Леви, встряхивая руками и пытаясь взять себя в руки. — Вовсе нет, но, видимо, ты находишь.

Роман свирепо смотрит на своего брата, его губы мгновенно складываются в привычную жесткую линию: он не рад, что его обвинили в том, что он почти разрушил свои тщательно выстроенные стены.

— Давайте просто покончим с этим.