Дикари - Шеридан Энн

— Потому что я собираюсь трахать твою девушку до тех пор, пока она не забудет, кто ты такой, — поддразниваю я его, зная, что ей никогда не понравится идея быть только моей, особенно сейчас, когда она по уши влюблена в двух моих засранцев-братьев, хотя я не знаю, осознает ли она это вообще.

Шейн стонет и толкает меня в ребра, прежде чем оглянуться через плечо на Маркуса.

— Нам просто нужно… поговорить, — говорит она ему.

— Ага, — усмехается он.

— Уходи, Маркус, — предупреждает она его. — Пока я не рассказала ему, как ты рассказывал мне о том, как в детстве выстрелил ему в задницу.

Предательство разрывает меня на части, когда я таращусь на своего брата.

— У нас был уговор, — выплевываю я. — Где твоя преданность?

Маркус толкает Леви в спину, прежде чем взглянуть на свои несуществующие часы.

— О, черт. Который час? Нам лучше поторопиться.

Парни исчезают за дверью, и я не упускаю из виду, как Маркус прикрывает за собой дверь, изо всех сил стараясь не закрыть ее полностью, но, честно говоря, легкий побег, вероятно, в наших интересах, учитывая, что у нас двоих не было ни одного разговора, который не включал бы попытки оторвать друг другу голову.

Мягкий взгляд Шейн возвращается к моему. Я с трудом сглатываю, забираясь на ее кровать и прислоняясь спиной к изголовью, чтобы смотреть ей в глаза. Желая быть прямо передо мной, она перебирается через меня, оседлав мои колени, прежде чем нервно взяться за подол моей рубашки и поиграть с материалом между пальцами.

Она опускает взгляд, и я хватаю ее за подбородок, прежде чем она успевает опустить его полностью.

— Не надо, — поспешно говорю я. — Не отводи от меня взгляда.

Ее брови хмурятся, и она некоторое время наблюдает за мной, тишина между нами становится все громче.

— Почему сейчас? — Шепчет она.

— Ты знаешь почему, — говорю я ей. — Это было с самого начала, и я знаю, ты тоже это чувствуешь. Я больше не могу этого отрицать, Шейн. Я не могу продолжать отталкивать тебя.

— Я тоже этого не хочу.

Мой взгляд опускается на руку, где на меня смотрит татуировка в виде ее укуса, а в груди разливается пустота.

— Я заставил тебя пройти через худший вид ада, — напоминаю я ей. — Я делал ужасные вещи. Я отказывал тебе снова и снова, отталкивал тебя, как будто ты ничего для меня не значишь. Я причинил тебе боль, Шейн. Я не доверял тебе, когда это было важнее всего. Ты все еще должна отталкивать меня. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем я.

— Ты прав, — бормочет она, проводя пальцами по татуировке. — Я потратила месяцы, пытаясь убедить себя, что то, что я чувствую к тебе, ненастоящее. Особенно после того, что случилось, когда подстрелили Маркуса. Я так сильно хотела возненавидеть тебя, но ты просто продолжал появляться передо мной, ты всегда так делал. Ты защищал меня единственным известным тебе способом, с самого начала. Ты лишил меня возможности ненавидеть тебя, и я не хочу продолжать попытки. Я хочу быть с тобой, Роман. Я не боюсь этого.

Мой темный пристальный взгляд впивается в ее невинные глаза.

— А стоило бы.

Шейн качает головой и нерешительно поднимает руку, прежде чем провести пальцами по моей щеке. Я не могу не поддаться ее прикосновениям, позволяя им смягчить что-то глубоко в моей груди, что-то, чего я никогда раньше не чувствовал.

— Когда ты, наконец, поймешь, что отказывать себе в счастье и любви — это вообще не жизнь? У тебя всегда все отнимали, и я не знаю, как он это сделал, но в какой-то момент твоей жизни твой отец заставил тебя поверить, что влюбиться в кого-то — значит быть слабым, а я не верю в это ни на секунду. Я думаю, что быть уязвимым и открыться кому-то другому, впустить его в себя, значит показать, что ты сильнее, чем он когда-либо мог быть.

— Ты заставляешь меня сомневаться во всем, что я когда-либо знал, Шейн, но это пугает меня меньше, чем мысль о том, что я могу потерять тебя.

Она качает головой.