Дикари - Шеридан Энн

Гнилостный запах разлагающегося тела Фелисити застревает у меня в носу и вызывает тошноту. Хотя после двух дней такого положения я решила, что уже привыкла к нему. Нет, что за чушь это была. Я никогда к этому не привыкну. Жар, циркулирующий вокруг клеток, тоже не помогает. Здесь как в сауне с гниющей плотью и личинками.

Лужи крови поддерживали влажность в этой грязной камере большую часть вчерашнего дня, привлекая всех насекомых, пока суровая жара пустыни, наконец, не начала все высушивать, в том числе кровь Фелисити на моей одежде и коже.

Я никогда в жизни не испытывала такого отвращения, что, безусловно, делает меня ужасным человеком, учитывая, что эта бедная женщина рядом со мной рассталась с жизнью всего каких-то сорок восемь часов назад после того, как вытолкнула из себя ребенка — причем ребенка Романа. Но, с другой стороны, это разлагающаяся плоть, и это худшая вещь в мире.

При этой мысли меня охватывает чувство вины. Я не должна зацикливаться на запахе. Я должна сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда и держаться подальше от ее тела. Я ни в коем случае не хочу проявить к ней неуважение, потому что, когда парни в конце концов придут за мной, они захотят похоронить ее должным образом, и я могу только представить, какие грязные комментарии и ехидные замечания я получу от Романа, если я каким-либо образом причиню вред ее телу, пытаясь отодвинуть ее в сторону.

Черт. Что, блядь, со мной не так?

Она только что умерла после того, как ее держали в заложницах, и она рожала в камере. Ее ребенка украли прямо у меня из рук через несколько мгновений после того, как я пообещала ей, что буду беречь его. Я ходячее гребаное проклятие.

Мысль о ее украденном ребенке, драгоценном новорожденном сыне Романа, заставляет мой взгляд в миллионный раз скользнуть по ее лицу. Я нахожусь в этой тесной камере уже два дня, и, честно говоря, здесь действительно не на что больше смотреть, кроме сучки, которая сидит через узкий, сырой коридор.

Я останавливаю взгляд на лице Фелисити, и становится ясно, почему Роман был так в нее влюблен. С легким румянцем на щеках и чистыми, объемными волосами она была бы сногсшибательной. Но та ее версия, которую я встретила, была призраком женщины, которой она была раньше. Что отстойно, так это то, что спустя столько времени парни думали, что она мертва, и даже не пытались ее искать. Они могли бы спасти ее от этого. Они могли бы подарить ей целый мир, а Роман вырастил бы своего ребенка и играл бы в счастливую маленькую семью.

Они придут за мной. Я чувствую это своим нутром, всем сердцем, они придут. Они не оставят меня здесь гнить. Они — мой единственный шанс. Все, что я знаю, это то, что, когда они придут, я должна быть готова, потому что подобный шаг приведет к войне, войне гораздо большей, чем продолжающаяся погромная череда семейных убийств. Парни просто так не сдадутся и не примут это, как они привыкли поступать со всем остальным в своей жизни. Они будут жаждать мести, и я буду рядом, чтобы посмотреть, как это произойдет.

Мне нужно быть готовой.

Переводя дыхание, я прислоняюсь спиной к грязной земле, закрываю глаза и представляю, что я где-то в другом месте, что я не лежу рядом с разлагающимся трупом, что всякий раз, когда я двигаюсь, капли засохшей крови не оседают в пыли и не покрывают мою грязную кожу.

Опустив руки на лицо, я напрягаю свои

Мой желудок сжимается, и как раз в тот момент, когда я начинаю чувствовать знакомое жжение, подземную камеру наполняет нежелательный звук.

— Какого хрена ты делаешь?

Я резко распахиваю глаза, и смотрю в грязный потолок, чертовски хорошо понимая, что предпочла бы услышать голос Джованни, чем ее.