Дикари - Шеридан Энн

Я прищуриваюсь, глядя на нее, мне не нравится внезапная перемена в ее тоне. Невозможно понять, честны ли слова, срывающиеся с ее губ, или нет, но в любом случае, она пытается разжалобить меня, пытается завоевать мое расположение в надежде, что, может быть, я сжалюсь над ней и спасу ее задницу, когда в конце концов выберусь отсюда.

— Любая женщина, которая сбежала бы вместо того, чтобы помочь другой, как это сделала я, в моих глазах вообще не женщина, — говорю я ей, не в силах удержаться, чтобы не бросить взгляд в сторону женщины, которую я не смогла спасти. — А теперь прекрати нести чушь. Я не хочу слышать твои глупые попытки манипулировать мной. Ты лгунья, и никакие подлизывания тебя не спасут. У тебя могла бы быть гребаная корона на голове и самый престижный титул, но после того, как ты подставила меня под удар Лукаса Миллера, я все равно не спасу тебя.

Она прислоняется спиной к твердой каменной стене, ее любопытный взгляд не дрогнул.

— Ты сильнее, чем другие девушки, которых они держали у себя. Возможно, именно поэтому ты зашла так далеко.

Я усмехаюсь.

— Я зашла так далеко, потому что умею быстро бегать.

В уголках ее губ появляется усмешка, и я отвожу взгляд, уверенная, что она находит развлечение в своей маленькой дерьмовой игре, смеясь надо мной, что только укрепляет тот факт, что я позволю ей гнить и голодать в этих камерах рядом с Фелисити. Хотя Роман не позволит этому случиться… ну, то есть по части Фелисити.

— Они собираются сделать тебя своей королевой, не так ли? — спрашивает она, снова привлекая мое внимание к себе.

Я хмурю брови, пока наблюдаю за ней.

— Что это вообще должно означать? Быть их королевой?

Она смотрит на меня все тем же взглядом "ты наивная маленькая соплячка, которая не заслуживает того, что у нее есть", прежде чем испустить тяжелый вздох.

— Это значит, что, как только они свергнут своего отца, они сделают так, что не только они будут поклоняться тебе, но и вся эта гребаная семья. Ты станешь центром всеобщего мира, а взамен у тебя будет самая большая мишень на спине.

Я усмехаюсь, нисколько не впечатленная.

— Я ношу мишень на спине с той секунды, как они привели меня в этот мир.

Ариана смеется.

— Ты думаешь, что мишень, которая у тебя сейчас, — это плохо, просто подожди. Джиа Моретти захочет твоей смерти. Как и все братья и племянники Джованни. И пока ты настолько глупа, что считаешь Романа, Леви и Маркуса непобедимыми, они не смогут спасти тебя от этого, и им некого будет винить, кроме себя.

Я с трудом сглатываю и отвожу взгляд, не желая, чтобы она видела, насколько сильно ее слова задели во мне глубокий страх. Каждый день с этими парнями — игра на выживание, черт возьми, посмотрите на меня сейчас. Я гнию в камере их отца в пустыне рядом с мертвой женщиной. Я не переживу жизни хуже, чем эта. Одно дело — найти в себе силы убить отца, но жить так каждый день — это уже чересчур.

— Ты что, кон… — я оборвала себя, услышав характерные звуки того, что кто-то вошел в дверь над нами. Тяжелые шаги предупреждают нас, что это мужчина, и я мгновенно смотрю на Ариану, обнаруживая, что она нервничает так же, как и я.

Она поднимает палец, предупреждая меня держать рот на замке, пока мы напряженно прислушиваемся к звукам наверху, поскольку есть только одна причина, по которой кто-то мог здесь появиться.

— Где она? — требует голос.

Я напрягаюсь. В его тоне есть что-то знакомое, но я не могу определить, что именно. Судя по тому, как лицо Арианы приобретает призрачный оттенок белизны, она точно знает, кто это.

— Там, внизу, — отвечает один из наших тюремщиков.

Мои глаза остаются прикованными к Ариане, когда она смотрит на меня в ответ, в ее глазах читается ужас, когда она начинает качать головой.

— Это Джованни? — Спрашиваю я. И моя кровь холодеет с каждым шагом мужчины, ведущего его к двери в подвал.