Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами - Кларк Стефан

Вот тогда я и понял, что в ней изменилось. В Париже она обычно одевалась в шикарные американские или итальянские бренды. Но здесь она могла бы преуспеть в качестве посла французской моды. Рыжевато-коричневая куртка от «Аньес Би», оранжевый свитер от «Кок Спортиф», джинсы «Шевиньон». Казалось, Элоди играла роль истинной французской мисс – каковой, собственно, и была – на годичной стажировке от парижской бизнес-школы. За этот год ей предстояло изучить все законы американского бизнеса, после чего вернуться домой и наблюдать за тем, как эти законы разбиваются о рифы французских забастовок и монополий.

– О, Пол, ты звонишь мне, только когда тебе негде жить, – сказала Элоди.

Спешу внести ясность: мы познакомились с ней, когда я работал на ее отца, Жан-Мари. Тогда я подыскивал себе жилье в Париже, но попадались лишь замызганные клетушки.

Я ввел ее в курс дела, рассказав, где мы с Алексой остановились и почему сбежали. Бежать пришлось на метро. Отыскав ближайшую станцию сабвея, мы минут пятнадцать прождали поезда, едва не окоченев от холода. Все десять остановок до Верхнего Ист-Сайда пассажиры вагона таращились на нас, явно недоумевая, что здесь забыли эти двое туристов – наверняка перепутали поезд на аэропорт Кеннеди.

– Судя по всему, вам требуется сытный американский завтрак, – заключила Элоди. – Выбирайте, что хотите, здесь все вкусное. – Наряду с новым французским видом она приобрела американский акцент и ту громкость голоса, которая подчеркивала исключительную важность каждого произнесенного ею слова.

Мои биологические часы никак не могли разобраться, что же мне хочется съесть. Пока я пытался сделать выбор между порриджем (или овсянкой), двойным чизбургером с фри и сливочным мороженым с горячей шоколадной глазурью, невысокий парнишка в белой рубашке с логотипом закусочной подошел к нашему столику и налил нам воды. Кажется, это была греческая закусочная, но обслуживали здесь сплошь мексиканцы, на лицах которых лежала печать наследия инков.

– Я бы предложила вам остановиться у меня, – сказала Элоди, – но есть один деликатный момент. Я присматриваю за домом одного парня, а он сейчас как раз вернулся.

– Ты присматриваешь за домом даже в его присутствии? – спросил я.

– Да. Это большая квартира. И принадлежит она Клинту Хайвею.

– Кому?

Алекса и Элоди расхохотались и объяснили, что речь идет об одном из старых французских рокеров, которые начинали свою карьеру с того, что меняли имя с Жан-Клода Дюпона или Жака Леклерка на более или менее американское и перепевали англоязычные хиты. Первой записью Клинта была французская версия песни «Земляничные поля»[26], которую назвали «Я – клубничный пирог». Либо французский переводчик оказался халтурщиком, либо он принимал те же наркотики, что и Джон Леннон, но в куда больших количествах.

– А что случилось с Клинтом? Он как-то внезапно исчез, – спросила Алекса. – И слава богу, конечно.

– Он по-прежнему записывается, но да, ты права, его практически не видно и не слышно. Дело в том, что с ним произошел… э… несчастный случай. – Элоди, казалось, стало неловко за своего хозяина. – Впрочем, вы сами все увидите. Я отвезу вас к нему, пока мы не решим с вашим отелем.

В конце концов я проглотил и овсянку, и двойной чизбургер с фри, и мороженое с глазурью. Желудок расперло так, будто во мне надулся спасательный жилет.

Я заметил, что никто из посетителей закусочной не наедался, как я. Один из официантов принимал заказ у четверки худых, как щепки, дам в дизайнерских спортивных трико.

– Рогалик с кунжутом, поджаренный, со сливочным сыром, – произнесла темноволосая королева аэробики, выдавая по слову в минуту, словно парень был законченным придурком.

– Я могу рассчитывать на латте? – спросила ее подруга, выжидательно глядя на официанта, будто сомневаясь в том, что столь экзотические напитки уже просочились в эту часть города.