Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован (1964)

Если мы были правы, то никакие улики, захваченные в отеле «Латам» или в студии на Фултон-стрит, не могли использоваться в уголовном деле. Более того, поскольку значительная часть таких улик уже предъявлялась большому жюри, обвинительное заключение тоже перечеркивалось как основанное на доказательствах, добытых «недобросовестным путем». Короче говоря, дело, заведенное властями на Абеля, грозило попросту развалиться.

Мы уселись, я взял на себя роль мирового судьи, который выслушивал поочередно двух юристов и задавал им каверзные вопросы. Они твердо держались своих позиций. Мы несколько раз перебрали все факты по отдельности и случай в целом. Уже стемнело, и из окон офиса мы могли видеть внизу под нами огни, высвечивавшие форму Бруклинского моста и транспортный поток, двигавшийся в обоих направлениях по Ист-Ривер-драйв. На противоположном берегу реки находилось здание федерального суда, студия на Фултон-стрит и мой дом, где за остывавшим ужином меня дожидалась семья.

Под конец я позволил себе согласиться с их выводами.

Вторник, 10 сентября

Я поднялся необычайно рано, чтобы переработать черновик письменных показаний Абеля с детальной историей его ареста. Переделку я начал поздно вечером накануне. Эти свидетельства теперь должны были послужить основанием для нашего обращения о признании недействительными всех улик против полковника, захваченных при аресте.

Я переписал и отредактировал их так, чтобы они выглядели четкими, ясными и немногословными. Прилагательные я оставил только для описания погодных условий 21 июня и цвета чемоданов Абеля. Заявление основывалось на всем, что мне рассказал Абель, особенно на том, что он сообщил мне в пятницу: «Примерно в 7.30 утра в пятницу, 21 июня, меня разбудил стук в дверь. Поскольку ночь выдалась жаркой…»

Изложенная сжато и стильно история стала напоминать рассказы Хемингуэя. Поскольку методы, использованные правительственными агентами, применялись для захвата предполагаемого вражеского шпиона, рядовой обыватель не был бы ни встревожен ими, ни шокирован. В таком случае, посчитал бы он, цель оправдывает средства. Однако наши законы и конституционные гарантии одинаково распространялись на всех, включая таких подозреваемых, как Абель.

Правительственные агенты арестовали человека в его жилище и завладели всей его собственностью, не имея ордера ни на арест, ни на обыск помещения. Затем они втайне от всех доставили его в охраняемый лагерь для перемещенных лиц в Техасе и продержали там сорок семь дней, пять из которых без всякой связи с внешним миром, – все эти факты представлялись классическим образцом противозаконных действий, конец которым была призвана положить четвертая поправка к конституции США.

Четвертая поправка дает конституционные основания для каждого человека считать собственное жилье «своей крепостью». Она гарантирует:

«Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов не должно нарушаться; ни один ордер не должен выдаваться иначе как при наличии достаточного основания, и он должен быть подтвержден присягой или торжественным заявлением и содержать подробное описание места, подлежащего обыску, личностей или предметов, подлежащих аресту».

Составляя черновик письменных показаний Абеля и размышляя над возможными последствиями его оглашения, я обнаружил, что испытываю смешанные чувства по поводу того, что совершили власти. Безусловно, стране необходимы сильные органы контрразведки, но нельзя приносить им в жертву наши конституционные права и традиционные свободы.