Под знаком Рыб - Шмуэль-Йосеф Агнон (2014)

– Когда захотите, господин доктор, – сказала она.

– Хорошо, я разделаюсь со своими делами и сейчас же вернусь, – сказал я.

– Господин доктор застанет меня готовой, – сказала она.

Она отправилась в свою комнатку, а я пошел управляться с делами. Час спустя я зашел к ней и увидел, что она уже переоделась. Она вдруг показалась мне совершенно другой, и эта новизна будто удвоила ее обаяние – к тому, что было в ней, когда она носила белый халат, теперь прибавилось то, что появилось вместе с новым нарядом. Я сидел там, в ее комнатке, разглядывал цветы, стоявшие на столе и на тумбочке возле ее узкой кровати, расспрашивал Дину, знает ли она их названия, и сам называл каждый цветок – сначала по-немецки, потом на латыни. Я уже начал бояться, что вот-вот привезут какого-нибудь тяжелого больного и меня позовут к нему. Поэтому я встал и заторопил ее. Мне показалось, что она сожалеет.

– О чем вы жалеете? – спросил я.

– Я думала, что смогу угостить господина доктора, – сказала она.

– Нет, сейчас мы уже пойдем, – сказал я, – но коль уж вы так добры, то по возвращении я с удовольствием зайду к вам опять и отведаю все, чем вы меня угостите. Еще и добавку попрошу.

– Мне позволительно на это надеяться? – спросила она.

– Обещание уже дано, – сказал я. – И более того, как я уже намекнул, я еще попрошу добавки.

Мы вышли из больничного двора, и я сказал привратнику:

– Видите эту сестру – я увожу ее отсюда.

Он посмотрел на нас добродушно и сказал:

– Дай вам Бог, господин доктор, дай тебе Бог, сестра Дина.

Мы направились к трамвайной остановке. Пришел первый трамвай, наполненный до отказа. За ним пришел второй, и мы хотели было на нем поехать, Дина даже поднялась в вагон, но, когда я стал подниматься за ней следом, кондуктор сказал, что все места заняты. Дина сошла, и мы стали ждать следующего. Я подумал: «Те люди, которые заверяют, будто не следует жалеть о двух вещах – ушедшем трамвае и ушедшей девушке, – потому, мол, что за ними вскоре придут другие, они просто глупцы». Ведь если говорить о девушке, разве могла прийти другая такая, как Дина, а что до трамвая, то сейчас мне было жаль любой задержки.

Пришел трамвай загородного маршрута. Вагоны были новые, просторные и пустые, и мы поднялись и сели. Мгновенье спустя (а по часам – так спустя добрый час) трамвай достиг конечной остановки, и мы оказались в красивой местности, где тянулись сплошные сады и лишь изредка попадались дома.

Мы шли, болтая о нашей больнице, и о больных, и о старшей медсестре, и о врачах, и о нашем профессоре, который на днях распорядился, чтобы почечные больные раз в неделю ничего не ели, потому, видите ли, что какой-то человек, у которого подозревали болезнь почек, постился в Судный день и после этого у него не нашли белка в крови. Потом мы припомнили, как много инвалидов прибавила в городе война, и порадовались, что гуляем там, где их не увидишь. Но тут я с досадой воскликнул:

– Да оставим наконец в покое больных и инвалидов, поговорим лучше о чем-нибудь веселом!

Она согласилась, хотя по лицу ее было видно, что она сомневается, удастся ли нам найти другую тему для разговора.

В саду играли дети. Они увидели нас и начали шептаться. Я сказал:

– Знаете ли вы, сударыня, о чем говорят эти дети? Они говорят о нас с вами.

Она сказала:

– Да, возможно.

Я сказал:

– И знаете, что они говорят? Они говорят, что мы жених и невеста.

Она покраснела и сказала:

– Да, возможно, что и так.

Я спросил:

– И что вы об этом думаете?

Она сказала:

– О чем?

Я сказал:

– О словах этих детей.

Она сказала:

– А зачем мне об этом думать?

Я сказал:

– А если бы это было на самом деле так, что бы вы сказали?

Она спросила:

– Что имеет в виду господин доктор?

Я набрался смелости и сказал: