Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

– Эльфрида говорит на твоем языке так же хорошо, как и я, – пришел ему на помощь Эдгар, решивший, будто причиной ошеломленного молчания Рауля стало недостаточное знание им саксонского.

Девушка глядела на Рауля, и в ее голубых глазах сияла доверчивая улыбка; краешком сознания он отметил, что еще никогда не встречал такой голубизны. Из-под меховой накидки вынырнула нежная ручка, а негромкий голосок застенчиво произнес:

– Друг моего брата может рассчитывать и на мою дружбу, мессир.

Рауль, протянув руку, пожал ее ладошку. Эдгар с удивлением отметил, что длинные смуглые пальцы рыцаря подрагивают. Вот они со священным трепетом сомкнулись вокруг нежной ладошки Эльфриды.

– Миледи, добро пожаловать, – запинаясь, словно неуклюжий и нескладный мальчишка, пробормотал Рауль.

Глава 3

В Руане Матильда приняла обеих дам с полагающимися почестями, при этом, правда, с явным неодобрением поглядывая на Гундред, высокомерную и властную особу. Герцогиня отлично разбиралась в представительницах слабого пола и потому почти моментально повела себя с Гундред с любезной снисходительностью, призванной показать самоуверенной даме всю глубину пропасти, лежащей между сестрой эрла Гарольда и герцогиней Нормандии.

Но Гундред сдаваться не собиралась; она небрежно упомянула имя своей сестры – королевы Эдгиты. Матильда, выразительно приподняв аккуратные брови, негромко заметила:

– Ах, бедняжка, она так и не смогла подарить своему супругу наследника!

Гундред выразила раздражение, впрочем, вполне понятное и простительное.

– Быть может, вина за это лежит на короле, мадам, – без обиняков заявила она.

Баюкая на руках своего последнего по счету малыша, все еще закутанного в пеленки, Матильда улыбнулась. Улыбка ее могла означать что угодно – вежливый интерес или не менее вежливый скептицизм, но Гундред почла за благо перевести разговор на другую, более безопасную тему.

В отношениях с Эльфридой герцогине не пришлось прибегать к убийственной учтивости. Эльфрида упала на колени, едва завидев милорда Вильгельма, рыжеволосого четырехлетнего малыша, и протянула к нему руки. Способа вернее покорить сердце Матильды не существовало; она даже простила Эльфриде ее длинные золотистые косы, по сравнению с которыми ее собственные локоны выглядели блеклыми.

– А вы, оказывается, любите детей, милочка, да? – заметила Матильда.

– Очень сильно, мадам! – сказала Эльфрида, застенчиво глядя на нее снизу вверх.

– Вижу, мы с вами замечательно поладим, – пообещала ей Матильда.

Так как она была женщиной умной и проницательной, ей не понадобилось много времени, чтобы понять, как обстоят дела у Эльфриды и Рауля де Харкорта. Герцогиня неоднократно строила планы насчет женитьбы Рауля, но он столь ловко избегал расставленные Матильдой ловушки, что она на некоторое время перестала подыскивать ему подходящую невесту. И сейчас, наметанным глазом разглядев явные признаки чувства, зародившегося у него к саксонской девушке, откровенно не знала, радоваться ей или печалиться. Обиняками Матильда разузнала у баронессы Гундред, каково было приданое Эльфриды: оно оказалось вполне пристойным, но, на предусмотрительный взгляд герцогини, все-таки недостаточно большим, чтобы без забот выдать ее замуж за любимца Вильгельма. Она упомянула об этом в разговоре с супругом; тот удивленно воззрился на нее; сам он ничего не заметил. Когда же Матильда уверила его, что Хранитель наконец-то сподобился найти себе иной объект заботы помимо герцога, он лишь рассмеялся и, похоже, испытал явное удовольствие при мысли о том, что Рауль пал жертвой женских чар. Вопрос о приданом ничуть его не обеспокоил.

– Ее замужество – в руках эрла Гарольда, – сказала Матильда. – Но согласится ли он выдать ее за нормандца?