Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

– По-прежнему, – безмятежно ответил Эйдес. – Но теперь у меня появился зуб на одного оболтуса из Ко, столкнувшего меня в ров во время последней атаки, так что меня едва не затоптали. Когда все это закончится, он дорого заплатит мне за свою выходку. У него на флажке изображена обрезанная по уши голова оленя. Ты, случайно, не знаешь его?

– Нет, – прыснув от смеха, ответил Рауль. – Не знаю.

Вдоль шеренги рыцарей галопом промчался всадник; бароны, совещавшиеся с Вильгельмом, разъехались к своим местам. По рядам прокатилась команда; эскадроны перестроились и застыли в ожидании.

Правое крыло двинулось в атаку вверх по склону, и то, что невольно случилось на левом фланге, теперь намеренно повторяли солдаты Булони под командой графа Евстахия. После яростного обмена ударом с английским ополчением войска́ дрогнули и сломали ряды, а потом побежали вниз по склону, изображая паническое отступление. Таны на вершине холма, разбросанные по позициям крестьян, тщетно пытались удержать их от преследования. Сервы обезумели от жажды крови; бойни на правом фланге они не видели, и теперь перед ними остался лишь бегущий враг. Не слушая своих командиров, сервы разразились торжествующими воплями и хлынули вниз, через бруствер, преследуя отступающих врагов. В воздух взлетели топоры, дубинки, дротики; тысячи крестьян самозабвенно кричали: «Виктория! Виктория! Ату их, ату! Мы победили!»

Нормандский центр вновь развернулся, перестраиваясь; громовой рев «С нами Бог!» заглушил крики ополченцев, и кавалерия обрушилась на фланг англичан. Нижние склоны холма моментально были усеяны телами павших; раненые корчились под копытами коней и пытались подняться на ноги; якобы панически отступающие солдаты остановились, развернулись и вновь бросились в атаку по всему фронту. Англичане с вершины холма видели, как сотнями гибнут ополченцы. Нескольким удалось бежать, кое-кто прорвался обратно на кряж, но на взрыхленной земле в лужах крови и внутренностей остались лежать тысячи трупов, раздавленных и обезображенных промчавшейся по ним кавалерией.

Однако удачная военная хитрость обернулась трагедией для правого фланга нормандцев. Мнимое паническое бегство тех, кто в деланном беспорядке отступал вниз по склону, вскоре превратилось в настоящее. Путь им преградила глубокая канава, вырытая у подножия холма и скрытая от глаз пластами дерна и зарослями кустарника; один за другим нормандцы валились в нее, пока она до отказа не заполнилась массой тел, пытающихся выбраться наружу. Всадники, скакавшие позади, не смогли остановить бега своих коней и промчались прямо по ним, раздавив десятки своих же товарищей, перебивая позвоночники, круша черепа и ломая им руки и ноги. Те, кто оказался на дне рва, погиб от удушья, и тела их были раздавлены тяжелой массой навалившихся сверху людей и лошадей.

Восторженные крики прокатились по рядом саксов. Они сильно поредели, но плотная масса воинов вокруг штандартов по-прежнему стояла насмерть. Ров был завален павшими, бруствер с заграждениями разрушен и растоптан, однако нормандскую армию все так же была готова встретить стена щитов.

Теперь начались атаки на центр обороны англичан. Одна волна нападающих накатывалась за другой; нормандские кони перепрыгивали через заваленный трупами ров; копья и мечи сталкивались с топорами; шеренга англичан прогибалась под натиском нормандцев, но всякий раз успех был временным и кавалерия вынужденно отступала с тяжелыми потерями.

Под Вильгельмом убили второго коня; граф Евстахий, в горячке боя оттесненный с правого фланга, оказался рядом с ним и предложил герцогу своего жеребца.

– Берите моего, Нормандец, – сказал он, слезая с седла. – Если армия не увидит вас живым и верхом на коне, битва проиграна. Кровь Христова, эти саксы будто сделаны из железа! Неужели они так никогда и не дрогнут?