…Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам (2012)

— В детстве, до тринадцати лет, отец сексуально использовал Томаса Квика. Беспардонность и жестокость отца пугает и вызывает ужас. Однако страх перед матерью еще сильнее.

Далее она повествует о том, как Квик в возрасте четырех лет стал свидетелем рождения младшего брата Симона, которого родители убили, а потом Томас отправился с папой в лес, где тот закопал останки.

— Когда Томасу Квику было четыре года и десять месяцев, мать попыталась утопить его в полынье, — продолжает Биргитта бесконечное описание детства Квика.

Председатель суда Ханс Шёквист с все возрастающим удивлением выслушивал эти показания и, когда свидетельница закончила, спросил:

— Эти сведения удалось проверить?

— Нет, но во время психотерапии обычно рано или поздно выясняется, если что-то не стыкуется, — ответила Столе.

Вне всяких сомнений, казалось труднообъяснимым, зачем гомосексуальный педофил и серийный убийца дважды ездил из Фалуна в Осло, чтобы насиловать и убивать женщин. Но и на эти вопросы психотерапевт нашла ответ, предложив объяснение мотиву убийств:

— Убийство женщин и девушек — это месть. Ненависть, направленная на женщин, которые в первую очередь воплощают в себе его мать.

Далее упоминается сестра-близнец. «Та агрессивность, которая существует по этому поводу, — это агрессивность зависти», — пояснила Столе, закончив свое выступление следующими словами:

— Нужна высокая мораль, чтобы рассказать о таких аморальных поступках, как эти убийства.

Заведующий отделением Сэтерской больницы Бенгт Эклунд тоже присутствует в зале суда, дабы, как сформулировано в решении, свидетельствовать, что «Томас Квик располагал очень ограниченным доступом к норвежским газетам и не имел возможности получить более одной-двух газет, не уведомив заведующего отделением».

Чтобы еще больше подтвердить достоверность слов Квика, Свен-Оке Кристианссон рассказал об эксперименте, который он провел на десяти испытуемых на кафедре психологии Стокгольмского университета. Им было предложено прочесть несколько норвежских газет об обоих убийствах и затем по памяти дать свое описание преступления, которое затем сопоставлялось со всеми фактами, известными полиции, а также с описаниями в прессе. Как и следовало ожидать, описания, данные испытуемыми, содержали в себе примерно одинаковое количество точных деталей, с чем бы их ни сравнивали. Но когда той же проверке подверглись сведения Томаса Квика, наблюдалось заметное отличие: в его рассказах содержалось куда больше точных деталей при сравнении с данными полиции, чем при сравнении со статьями.

Члены суда сильно впечатлились научностью свидетельства Кристианссона и подробно привели результат его теста в своем решении. Абзац завершается таким пассажем: «Результаты подтверждают вывод о том, что Томас Квик имел доступ к значительно большему количеству сведений, чем то, что публиковалось в газетах».

Чтобы суду не пришло в голову вывести одно из двух возможных следствий этого вывода — будто Квик получил эту информацию из другого источника, скорее всего от следователей и своего психотерапевта, — Сеппо Пенттинен и Биргитта Столе дали показания о том, что они никоим образом не передавали ему фактическую информацию.

В общем и целом суду была представлена картина, очень далекая от истины.

Во время одной из моих поездок в Норвегию я беседую с Коре Хунстадом, репортером криминальной хроники, который первым снабдил Томаса Квика сведениями о Трине Йенсен и тем самым добавил ее убийство к следствию по делу Квика. Мы встречаемся в баре отеля в Драммене. Хунстад написал о Томасе Квике больше статей, чем какой-либо другой норвежский журналист в «золотую эпоху» Квика с 1996 по 2000 год, и временами очень интенсивно освещал происходящее. Однако его интерес к шведскому серийному убийце проснулся намного раньше.

— Это было в начале девяностых, я работал репортером криминальной хроники в «Дагбладет» и каждый день читал «Афтонбладет» и «Экспрессен».