История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника - Юзеф Игнаций Крашевский (1875)

– Милостивый государь, – сказал непреклонный Сениута, – тот, кто имеет чистую совесть, языков не боится, а я не ребёнок, чтобы мне кто науки давал.

Доршак слушал одним ухом, а другое, казалось, беспокойно наставлял, так как Янаш выдавал приказы для людей и лошадей, и как раз подошёл к ним.

Он нахмурил брови.

– С позволения, – вставил он, – я т у т не знаю, что за роль буду играть! Я думал, что распоряжения надлежат мне или, что со мной хоть поговорите, а вижу, что я тут смотрителем выйду. Кто тут из нас управляет?

Янаш ему слегка поклонился.

– Но сейчас, когда пани мечникова в замке, я с руки мечника командир и я один приказываю.

Доршак весь покраснел.

– Хорошо знать, – отпарировал он коротко.

Затем, как бы подумав и посмотрев на молодого человека, он смягчился снова.

– Ну, здесь совсем нечего делать, – сказал он, – сходите к моей жёнке, отдохните у нас, дереньак у нас славный. Люди сами справятся, есть здесь тот вездесущий Никита, этого и достаточно.

– Я очень благодарен вам за гостеприимство, – весело отозвался Янаш, – но сейчас нет времени, я должен сам за всем следить, определить положение людям, разместить коней, привести в порядок оружие.

– Ой! Ой! А что же это? Война! – рассмеялся Доршак. – Зачем тут такая великая осторожность. Ха! Ха!

– А ну, не помешает людям держаться бдительными, – сказал Янаш, – а у нас в дороге такой обычай. Простите, милостивый государь.

Он поклонился и ушёл, потому что Никита давал ему знаки.

Доршак стоял как вкопанный, казалось, хотел уйти и не мог, смотрел за уходящим, а спустя некоторое время обратился к Сениуте.

– Кто это? – спросил он.

– Это, я слышал, воспитанник и фаворит мечника, здоровенный, но того, ваша милость, парень и голова здоровая и рука сильная.

Он покивал головой, поправил шапку.

– А, ваша милость, пане Сениута, пойдём на дережньячек к моей бабе.

– Бог заплатит, у меня также своя функция, благодарю.

Доршак закрутился, неспокойный. Падал всё более сильный сумрак. Зажгли в тихих коридорах факелы, а служба по-прежнему суетилась.

Подстароста, казалось, считает их глазами, а губы его искривились как бы в усмешке, когда заметил оружие и амуницию, которые снесли с возов в нижнюю часть башни. Он кивнул головой, потом медленным шагом поплёлся на первый двор. Он уже собирался переходить ворота, когда наткнулся как раз на то, как с ними и со старыми петлями возились люди, пытаясь их закрыть. Никита и Янаш стояли рядом. Доршак начал сильно смеяться и остановился.

– Что же это? Зачем? На что? Полвека ворота не закрывались, ещё кому на шею обвалятся и прибьют! Ворота имеются в первом дворе, зачем же эти? Но это бока рвать! – говорил Доршак. – Что вам снится? Здесь нет никакой опасности. Зачем смеётесь над собой?

– А чем вам это вредит? – спросил Янаш спокойно.

Видя, что уже тут их не преодолеть, подстароста бросил наполовину тихо какое-то проклятие и пошёл в покои. Вошёл в комнату, хлопая дверями. Жену он уже застал на софе, как всегда. Неохотно с ней разговаривал, в этот раз, однако, со стенами бы вдавался в разговор – так была переполненна грудь.

– Посходили с ума эти люди! – крикнул он. – Этот Сениута должен был им разболтать. Едва мечникова мне головой кивнула, а разговаривать почти не хочет, и сами тут распоряжаются, как в собственном доме. Но я этого не вытерплю.

– Молчал бы, – отозвалась Агафья, – достаточно было твоего правления.

– Это ещё не конец! – прошипел Доршак. – Посмотрим, пусть готовятся как хотят… канальи…

Жена начала смеяться, что наполнило его ещё большим гневом. Он не говорил ничего так, чтобы его можно было понять, боромотал и фыркал, как рассерженный зверь, иногда вытягивая вверх кулак. То снова выглядывал в окно на крутящихся людей, которые, не спрашивая его, переставляли, носили, собирали, ломали одно, строили другое.

Пришёл парубок, бормоча и царапая себе голову.