Фараон - Болеслав Прус (1895)

Посещение Рамсесом тюрьмы не осталось без последствий для обвиняемых. Следователь доложил об этом верховному судье. Судья вторично пересмотрел дело, сам допросил часть обвиняемых, в течение нескольких дней освободил большинство и ускорил разбор дела остальных.

Когда же истец не явился на суд, несмотря на то что его выкликали и в зале суда, и на базарной площади, – дело о нападении было прекращено, и всех обвиняемых освободили.

Правда, один из судей заметил было, что по закону следовало бы возбудить процесс против управляющего хутором наследника за ложное обвинение и, если это будет доказано, подвергнуть его тому самому наказанию, какое грозило обвиняемым. Но вопрос этот замяли.

Управляющий хутором, переведенный наследником в ном Такенс, исчез из поля зрения судей, а вскоре пропал куда-то и сундук с папирусами по делу о нападении.

Узнав об этом, Рамсес отправился к верховному писцу и с улыбкой спросил:

– Что ж, достойнейший, невинных освободили, дело о них святотатственно уничтожили, и, несмотря на это, престиж власти не пострадал?

– Дорогой мой царевич, – ответил с обычным хладнокровием верховный писец, – я не предполагал, что одной рукой ты подаешь жалобу, а другой – стараешься ее изъять. Чернь нанесла оскорбление сыну царя – нашей обязанностью было наказать виновных. Но если ты простил обиду, государство не станет против этого возражать.

– Государство!.. Государство!.. – повторил Рамсес. – Государство – это мы, – прибавил он, прищурившись.

– Да, государство – это фараон и… его вернейшие слуги, – ответил писец.

Достаточно было этого разговора с высоким сановником, чтоб рассеять начавшее было пробуждаться в сознании наследника могучее, хотя еще не ясное представление о значении «государства». Итак, государство – не вечное несокрушимое здание, к которому фараоны должны камень за камнем прибавлять свои великие дела, а скорее куча песку, которую каждый повелитель пересыпает, как ему заблагорассудится. В государстве нет тех узких дверей, именуемых законами, проходя через которые каждый, кто бы он ни был – крестьянин или наследник престола, – должен наклонять голову. В этом здании есть разные ходы и выходы: узкие – для малых и слабых, весьма широкие и удобные – для сильных.

«Если так, – решил царевич, – я установлю порядок, какой мне нравится».

И ему вспомнились два человека: освобожденный негр, который, не ожидая приказа, готов был отдать жизнь за то, что принадлежало наследнику, и незнакомый жрец.

«Будь у меня больше таких людей, воля моя почиталась бы и в Египте, и за пределами его!..» – сказал он себе и решил непременно разыскать жреца.

Это был, вероятно, тот самый, который сдержал людей, напавших на его дом. Он не только прекрасно знает законы, но и умеет управлять толпой.

– Неоценимый человек!.. Я должен его найти.

С этих пор Рамсес в небольшой лодке с одним гребцом стал объезжать крестьянские хижины в окрестностях своего хутора. В хитоне и большом парике, с длинной рейкой, на которой были насечены деления, он мог сойти за инженера, следящего за подъемом воды.

Крестьяне охотно давали ему всякие объяснения, касающиеся разлива, и при случае просили, чтобы правительство придумало какой-нибудь более легкий способ черпания воды, чем журавль с ведром. Они рассказывали также о нападении на хутор наследника, но не знали людей, бросавших камни. Вспоминали и жреца, которому удалось успокоить толпу. Но кто он – они не знали.

– Есть, – говорил один крестьянин, – в наших местах жрец, который лечит глаза, и есть другой, что заживляет раны и вправляет переломанные руки и ноги. Есть такие, которые учат читать и писать. Один играет на двойной флейте, и даже недурно. Но того, кто явился тогда в саду наследника, среди них нет, и они сами о нем ничего не знают. Наверно, это бог Хнум или какой-нибудь дух, охраняющий царевича, – да живет он вечно и никогда не теряет аппетита!..