Фарисеи постоянно задавали Иисусу вопросы; впрочем, не всегда для того, чтобы поставить его в тупик, — иногда они просто хотели узнать его мнение по тому или иному поводу. Так, например, они задали ему вопрос о том, в каком порядке следует расположить по важности выделяемые ими 613 заповедей. Этот вопрос задал один из них, ученый, увлекавшийся толкованием законов. «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?» — спросил он. Иисус ответил ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки»{402}. Один из книжников на это заметил: «Хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв». Иисус согласился с ним и добавил: «Недалеко ты от Царствия Божия»{403}.

Но и сам Иисус умел иногда привести фарисеев в замешательство. Однажды он спросил их: «Что вы думаете о Христе? чей Он сын?» — «Давидов», — последовал ответ. Так ли они уверены в этом? «Как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?»{404} На это фарисеи ничего не смогли ответить Иисусу.

Ты ли Тот, Который должен прийти?

Пока шли эти ожесточенные споры, Иоанн Креститель был в заточении в крепости Махерон, где с ним обращались как с важным узником — несомненно, потому, что суеверный Ирод Антипа по-прежнему находился под обаянием личности иорданского пророка.

Вскоре ученикам Иоанна позволили подниматься по лестнице в крепость, входить в жилище пророка и беседовать с ним. Конечно, они говорили о Назареянине и его служении. Поведение этого человека немного озадачивало их. Изгнания бесов, исцеления, чудеса, проповеди — все это не соответствовало их ожиданиям. Тот, чей приход предсказывал Иоанн, не действовал с той силой, которой они ждали. Он туманно намекал на свое превосходство над Храмом и над Законом Моисея, но, кажется, не добивался для себя никаких знаков власти и не требовал, чтобы его явно признали Мессией. Он должен был принести грозное правосудие Небес, явиться с секирой или веялкой. А он говорит только о любви и милосердии. Он не живет в аскезе, а пирует со своими сторонниками. И это Всевышний предназначил Израилю?