Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис (2011)

Ропот раздался в толпе. Как этот Иешуа, сын Иосифа, происхождение которого и имена его родителей известны всем, может называть себя хлебом, дарованным с Небес? Это безумие! Учитель заставил слушателей замолчать и продолжил: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня. Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную».

Итак, вера — истинный хлеб. Верить — это самое важное, но она еще и пища: «Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира»{450}.

Толпа изумляется, возмущается, она зашевелилась. Слушателей едва не тошнит от отвращения. Как этот человек может дать кому-то съесть собственное тело? Удивительный проповедник Иисус в одних случаях приспосабливал свою проповедь для слушателей, но в других возбуждал и провоцировал. Сейчас он настаивает на своем: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». Снова Иисус отождествляет себя с Сыном Человеческим. И более того, он предлагает не только есть свое тело, но и пить свою кровь: «Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем…»{451}

Ну это уж слишком! Слушатели едва не задохнулись от ужаса. Да разве можно принять это приглашение стать людоедом? В Еврейской Библии кровь означает саму жизнь, на которую человек не имеет права покушаться{452}. С тех пор как пролилась кровь убитого Авеля, разве Яхве не использовал кровь невинных против их мучителей как вещественное доказательство? Тем, кто спасся после Всемирного потопа, Он запретил употреблять в пищу плоть «с душею ее, с кровью ее»{453}. Моисей напоминает об этом запрете среди других предписаний Книги Левит: «И никакой крови не ешьте во всех жилищах ваших ни из птиц, ни из скота; а кто будет есть какую-нибудь кровь, истребится душа та из народа своего»{454}. Вот почему иудеям строго запрещено употреблять в пищу останки животного, убитого диким зверем или умершего естественной смертью. Вот почему во время жертвенного ритуала животным перерезали дыхательное горло и пищевод и сливали кровь.

Можно понять, что смущенная и растерянная толпа пришла в ярость. Даже ближайшие ученики Иисуса были потрясены. «Какие странные слова!» — вздыхали они. Они не могли проглотить этот слишком горький напиток. «Это ли соблазняет вас? — продолжал Иисус. — Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде? Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь. Но есть из вас некоторые неверующие»{455}.

Добавим, что не в этот день Иисус установил таинство причастия. Он сказал просто: «Хлеб, который я дам». По его мнению, лишь его смерть позволит совершиться этому таинству: хлебом, который он раздаст, будет его истерзанное тело, вином — пролитая кровь. Итак, он заранее предвещает сразу свою добровольную смерть и жизнь, которую он отдает за людей и дарит людям.

Вот тот момент великого разрыва, который богословы и историки называют «галилейским переломом»[46]. Очень многие из тех, кто до этого следовал за Иисусом, теперь пали духом, навсегда вернулись к себе домой и снова стали жить прежней жизнью. Они не приняли Иисуса и не поняли его послание. Хватит, это уж слишком! И вокруг Иисуса стало пусто. А апостолы? Иисус спросил их: «Не хотите ли и вы отойти?»

Тогда выступил Симон-Петр и произнес то исповедание веры, которое бережно хранили христианские общины: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго». На что Иисус ответил: «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол»{456}.

В стране Гергесинской